Вопреки всему - Владимир Александрович Сухинин

Полковник машинально поправил листы на столе, зачем-то переложил ручку с одной стороны папки на другую и рукой указал на стул напротив.

– Садитесь, Анатолий Валерианович. Я слушаю вас.

Следователь сел, снял очки, протер носовым платком стекла и надел снова, и только потом взглянул на начальника колонии.

– Товарищ полковник, я допросил осужденного Глухова, и он утверждает, что порезал себя сам.

Полковник подавил вздох облегчения.

– Ну, раз утверждает, – произнес он, – то так оно и есть. Его никто не принуждал такое говорить.

– Да-да, – кивнул следователь и продолжил: – Все это так, но в деле есть неувязки, на которые я хочу обратить ваше внимание.

– А почему вы мне это говорите? – удивился начальник колонии.

– Потому что вы начальник колонии и несете ответственность за все, что происходит здесь. – Следователь смотрел на полковника невыразительными рыбьими глазами, в которых не было и намека на какой-то интерес или проявление чувств. Они ничего не выражали, и понять, что на уме у следователя, полковник не мог.

– И что?..

– А то, что свидетели, которых я опросил, утверждают, что видели троих осужденных из службы внутреннего порядка, и они выходили из-за угла, за которым порезали или порезал себя сам осужденный Глухов.

– Так там есть своя секция правопорядка… – начал было полковник.

– Есть, товарищ полковник внутренней службы, – перебил его следователь, – но они были на своих местах, и я их уже опросил. Они не были за тем углом, за которым находятся мусорные контейнеры. Значит, это были другие осужденные, и они там находились без разрешения.

– Почему вы так решили? – Полковник нахмурил густые седоватые брови и взял в руки ручку. Стал ее крутить пальцами. Заметил взгляд следователя и тут же положил ручку на место, поправил ее.

Следователь подождал и стал говорить.

– Потому что в журнале пропусков в производственную зону пропуска на этих троих осужденных не выписаны.

– Так, может, их там и не было, – ответил полковник.

– Были. У меня есть показания четверых осужденных, которые утверждают, что видели троих мужчин с нарукавными повязками, но лица не запомнили. Они шли боком и пригнулись. Значит, их пропустили в нарушение режима. А кто отвечает у вас за нарушение режима?

– Зам по безопасности, – буркнул полковник.

– Да, я с ним уже беседовал, – ответил следователь. – Он дал показания, что никого не направлял в производственную зону, значит, это сделала дежурная смена контролеров, и я хочу получить журнал дежурств.

– Хорошо, вы получите журнал дежурств, но контролеры подчиняются командиру полка внутренних войск…

– Я знаю, – кивнул следователь и поправил очки. – Мне нужен журнал, чтобы я выписал повестку этим прапорщикам. Кроме того, я сделаю запрос на проведение психиатрической экспертизы Глухова на предмет вменяемости и степени его опасности для других осужденных. Уведомляю вас заранее. Где я могу получить журнал?..

– Сейчас его вам доставят, – невесело ответил полковник.

После ухода следователя начальник колонии по селектору приказал секретарю:

– Маша, соедини меня с командиром полка.

– Сейчас сделаю, Евгений Маркович.

В трубке раздались гудки, и твердый решительный голос произнес:

– Слушаю, полковник Капустин.

– Сергей Викторович, здравствуйте.

– Здоровее видали, привет, Евгений Маркович, что хотел?

– Хотел сказать, что у меня работает следователь прокуратуры.

– Кто такой и по какому поводу? – раздался вопрос в трубке черного служебного телефона.

– Герасимович Анатолий Валерианович, следователь районной прокуратуры. Из отдела по надзору в местах лишения свободы. Так вот, он утверждает, что твои контролеры нарушили режим и пропустили в производственную зону трех осужденных без разрешения и не вписали их в журнал. И он уверен, что эти осужденные порезали одного из новоприбывших осужденных. Он носом роет, понимаешь?

– Понимаю, – подумав, ответили с другой стороны. – Спасибо за информацию. А что говорит сам порезанный? Он хоть жив?

– Жив, говорит, что порезал себя сам.

– А это так? – вновь подумав, спросил командир полка.

– Не знаю, ведется следствие.

– Ну, я тебя понял, дорогой Евгений Маркович, приму надлежащие меры.

– Вот-вот, прими, дорогой, нам не нужны лишние неприятности. Он вызовет смену на допрос, забрал журнал дежурств.

– Понял, отбой, – ответил сухо командир полка.

Евгений Маркович положил трубку, достал платок, вытер вспотевшую шею и вновь по селектору вызвал секретаря.

– Начмеда ко мне, срочно! – приказал он.

Он просидел в размышлениях около пятнадцати минут, в кабинет постучали. Просунулась голова секретаря.

– Начмед прибыла, Евгений Маркович.

– Пусть войдет, и пока не беспокоить меня.

– Я поняла, Евгений Маркович, – голова секретаря исчезла. Дверь отворилась, и вошла Самыкина Светлана Алексеевна.

– Вызывали, товарищ полковник?

– Вызывал, Светлана Алексеевна, садитесь, есть разговор.

Он подождал, пока женщина в белом халате усядется, и спросил:

– Ну как там раненый Глухов?

– Нормально, выздоравливает, – ответила врач и пристально взглянула на начальника колонии. Тот завозился под ее взглядом.

– У вас с ним как? – спросил он. – Отношения нормальные?

– В каком смысле, товарищ полковник? – У женщины округлились глаза. – Он осужденный, я врач, я только лечу его.

Полковник поморщился:

– Я не в том смысле, Светлана. Давай говорить начистоту. Он вменяемый?

– Вполне, а что?

– Да то самое, что у нас работает следователь прокуратуры. Ты это должна была заметить.

– Да, он был в палате раненого, проводил допрос.

– Вот-вот. Я вот что хочу знать, Света, – полковник нагнулся над столом и тихо заговорил. – С ним можно договориться, чтобы он держался своей версии, что, мол, сам себя порезал, потому что… Что он говорит по поводу покушения на самоубийство?

– Кому?

– Ну, хотя бы следователю, ты же слышала? – Полковник прострелил взглядом врача.

– Слышала, – неохотно ответила она.

– Тогда просвети меня. Дело, сама понимаешь, тухлое, и многое может измениться в результате этого дела, смотря как его повернуть. Понимаешь?

Врач, подумав, кивнула.

– Ну, если кратко, – понизив голос, начала говорить врач, – осужденный Глухов сказал, что ему стало стыдно, что он предал родину, все от него отвернулись, и он, типа, понял, что жить больше незачем, и от отчаяния порезал себя сам.

– А что, от него в самом деле все отвернулись? – спросил полковник.

– Вроде да, родственники от него отказались, жена и сын не хотят его знать, и другие осужденные с ним не разговаривают…

– Вот как. Я так понимаю, что он что-то хочет?

– Он разговаривал с вашим замом по безопасности и просил, чтобы его оставили в лазарете санитаром. Ради этого он возьмет вину на себя и не доставит больше никому проблем…

– А что, есть основания считать, что его хотели убить? – приподнял бровь начальник колонии.

– Есть, Евгений Маркович, – шепотом произнесла врач. – Я докладывала вашему заму: в палату пробрался один осужденный из службы внутреннего порядка и угрожал ножом Глухову, но когда увидел меня, то сбежал, а нож бросил. Этот нож подобрал Глухов, и он ловко его спрятал. Я не нашла у него нож ни в его постели, ни под бинтами, волшебник прямо, да и только. На нем отпечатки пальцев того самого осужденного.

– Вот как? – ошарашенно переспросил полковник. – Ну и Кум! Удружил так удружил… – Полковник упер взгляд в стол и заставил себя успокоиться. Посмотрел на врача. – Светлана, я буду с тобой откровенен. Найди