Весь Нил Стивенсон в одном томе - Нил Стивенсон

— И что тогда? Топать пёхом через Сахару?

— Это будет легче, чем тот путь, в который мы пустимся завтра. Да хранит Господь тебя и твоих сыновей.

— Тебя и твоих тоже. Увидимся под сфинксом. — Джек побежал между скамьями. Галерники уже не кричали и не улюлюкали ему вслед. Они притихли и помрачнели, как будто догадались, о чём говорил Джеку мсье Арланк.

Путь из Мальты в Александрию представлял собой локсодрому в тысячу миль длиной. Голландцы атаковали их посередине, на шестой день, южнее Крита. Будь он божеством, наблюдающим за битвой с небес, он мог бы хоть что-то понять: атака голландских кораблей, чинные манёвры французских, стремительные зигзаги галер складывались бы в упорядоченную картину и меньше напоминали бы бесконечную череду роковых случайностей. Однако Джек был всего лишь пылинкой на галиоте, который из-за малости никто не счёл нужным атаковать или защищать. Теперь стало ясно, почему хитрый Инвестор не приказал перетащить груз с галиота на фрегат: наверняка он подозревал, что половина его кораблей окончит путь на дне Средиземного моря.

Всякий раз, как голландский корабль давал бортовой залп по французскому фрегату, облако крутящихся досок, падающего рангоута и прочих дельных вещей разлеталось ярдов на сто. После того, как это происходило несколько раз, фрегат переставал двигаться, и галеры буксировали его с места боя, как слуги, выносящие из бальной залы напившегося в стельку маркиза.

Галиот тыркался бесцельно, как ягненок, потерявший матку в стаде, на которое напали волки. Ван Крюйк провёл весь день на грот-мачте, восхищаясь успехами голландцев и время от времени криками объясняя товарищам, что происходит (правда, на языке столь узкопрофессиональном, что никто всё равно ничего не понял). В самом начале сражения сообщники обсудили, не сдаться ли им голландцам. Однако у плана сразу обнаружилось множество изъянов. Пришлось бы как минимум отдать всё золото, да и вообще многие не разделяли естественную любовь ван Крюйка к голландской стороне.

Галера, к которой был прикован мсье Арланк, на протяжении большей части боя почти не пострадала. Потом (согласно ван Крюйку) ее капитан получил указание протаранить некий голландский корабль. По пути она попала под обстрел, и, очевидно, на юте взорвалась граната. Вспыхнул огонь, и через несколько минут взрывом порохового погреба разворотило корму. Очень скоро нос неудержимо пополз вверх, словно стрелка часов. Галерники в носовой части — включая, надо полагать, мсье Арланка — выпустили из рук вёсла и уцепились за скамьи. Те, кто не удержался, висели теперь, как связки форели перед рыбной лавкой.

— Давайте подойдём к ним, — предложил Джек. — Это не опаснее, чем просто болтаться, и будет хорошим тоном.

Остальные сообщники выразили полнейшее несогласие. Вреж Исфахнян открыл было рот, чтобы возразить, но тут ярдах в двух над их головами пролетело пушечное ядро, подтвердив правоту Джека и положив конец спорам. Наср аль-Гураб повернул румпель, и они устремились к тонущей галере. Тем временем Джек спустился к гребцам, по пути крикнув Евгению, чтобы тот принёс молот и наковальню.

В ночь перед отплытием с Мальты, когда почти все свободные французские матросы пьянствовали и/или причащались в городе, а французские офицеры сидели на званых обедах, сообщники вооружились мушкетами и прошли между скамьями, расковывая гребцов (по паре за раз) и тщательно их обыскивая. Тюрбаны, платки и набедренные повязки вытряхивали и прощупывали, челюсти и ягодицы разводили, волосы прочёсывали либо обрезали. Иеронимо высмеивал эти предосторожности, особенно когда узнал, что весь сыр-бор разгорелся из-за слов «еретика-французишки». Однако он заткнулся, когда у него на глазах у немолодого тощего галерника по имени Жерар извлекли из ануса целый набор отмычек, и молчал, пока всё более невероятные скобяные изделия доставали, словно по волшебству, из различных телесных отверстий и предметов одежды. «Я уже не удивлюсь, если у кого-нибудь из ноздри вынут гранату», — сказал он наконец. Нашли и зеркальце, а потом второе, подтвердив Джеков рассказ. Ниязи впал в нехарактерную для него задумчивость, потом объявил: «Честь требует, чтобы мы отправили Инвестора в ад вместе с теми из его пособников, до которых достанут наши кинжалы». Десампарадо взъярился и почти час вышагивал между скамьями, вещая и охаживая новых гребцов «бычьим хером».

Однако галерников битьё впечатлило не больше, чем классические аллюзии[162]. Взбешённый Иеронимо был не хуже и не лучше любого французского унтер-офицера. Сильнее подействовали странные замечания, которые он обронил, исчерпав свой гнев — тут уж все поняли, что он безумен, и напугались.

Так или иначе, французские замки бросили в трюм, а цепи, надетые на рабов, разогрели на переносной жаровне и заклепали намертво, памятуя, что кто-то мог утаить отмычки при обыске.

Пока галиот под облаками картечи двигался через остатки флотилии, Джек вытащил из трюма один французский замок. Потом Евгений несколькими ударами разбил цепь на Жераре. Джек подобрал к замку ключ в оставленной французами связке. Затем Джек, Евгений, Жерар и Габриель Гото сели в ялик и на вёслах преодолели последние ярды до медленно тонущей галеры.

Сотни скованных людей уже ушли под воду, десятка два оставалось наверху. Скамья, к которой общей цепью были прикованы Арланк и его товарищи и за которую они цеплялись последнюю четверть часа, находилась сейчас в считанных ярдах над водой, и волны уже прокатывались по их ногам. Джек выбрался на эту скамью, держа конец надетой на Жерара цепи, обмотал её вокруг Арланковой и скрепил замком. Ключ он для надёжности выкинул, а замок расплющил молотом, чтобы нельзя было вскрыть отмычкой. Взгляд Жерара невольно устремился на цепь, удерживающую Арланка и его товарищей. Она заканчивалась на краю скамьи, где огромный замок крепил её к железной скобе.

Джек прыгнул назад в ялик, отдал Жерару отмычки и швырнул того за борт со словами: «Искупи свой грех!»

Разумеется, всё было не так просто, и пересказывая этот эпизод, Джеку пришлось дать более полный отчёт со множеством живописных подробностей, как то: истерическое бормотание одних галерников, молитвы других, руки, цеплявшиеся за борт ялика (их Габриель Гото обрубал мечом). От французских офицеров и солдат, которые вылезли на бак и теперь жаждали деньгами или силой добыть место на галиоте, отбивались Иеронимо, Ниязи, ван Крюйк и остальные. Рваные облака порохового дыма над головой, еле различимые тела утопленников внизу — в связках по пять, словно нитки жемчуга.

Однако тогда Джек почти не замечал этих частностей. Замок и цепь занимали его почти так же безраздельно, как Жерара. В какой-то миг, когда того затянуло под воду, Джек