Фантастика 2025-96 - Ким Савин

Они не двигались. Несколько секунд. Только слышались тяжёлые вдохи, похожие на плач животных. Потом он подался вперёд, чтобы закрыть собой её наготу. Валя инстинктивно потянулась к сену – не к одежде, не к телу – к первому попавшемуся укрытию. Прикрылась старым мешком.

И в этот самый момент – как по сигналу сверху – в сарай снаружи постучали, громко и требовательно, как будто за дверью стоял не человек, а сама совесть в валенках.

Деревянная дверь сарая затряслась от решительного кулака.

– Эй! – прокричал голос, хриплый, хозяйский. – Тут что, опять петарды взрывают?! Или вы кого забили?!

Сергей Валентинович среагировал, как подстреленный ворон: вскочил, потянул штаны, упал, снова вскочил, завернулся в мешок для картошки. Валя, всё ещё лёжа на боку, натянула на себя обрывок рубашки, один носок, и остатки здравого смысла.

– Минутку! – заорал начальник, голосом, срывающимся на фальцет. – Тут… инспекция! Обработка… от вредителей!

– Да уж вижу, – хмыкнул голос. – Только у вас там, похоже, два вредителя друг друга обработали. – Пять минут вам на то, чтобы собраться и сделать вид, что вы нормальные люди, – буркнул хозяин за дверью. – Потом вхожу. Надеюсь, вы там без трезубцев.

Послышались шаги, удаляющиеся с той степенью презрения, которую обычно резервируют для особо экзотических ситуаций.

Сарай снова погрузился в тишину. Валя посмотрела на Сергея Валентиновича, который сидел на соломе, завёрнутый в мешковину, с лицом не столько смущённым, сколько… опустошённым. Он выглядел как человек, который долго ждал чуда, а получил чек за сломанный турникет.

Валя поднялась, поправила волосы, не глядя на него. Плечи тряслись от нервного смеха, который не мог выйти наружу.

– Кажется, – сказала она, – вы забыли упомянуть в описании сарая, что тут ещё идёт и обучение выживанию.

Сергей Валентинович открыл рот, чтобы что—то сказать, но вместо слов выдохнул:

– Уж точно не в условиях роскоши.

Кляпа внутри закатилась:

– Дорогие пассажиры, спасибо, что выбрали рейс «Секс на сене». Надеемся, вы выживете. И да – мы не возвращаем стоимость билета, особенно если вас вытащили через крышу.

Они одевались молча. Каждый – быстро, как будто боялся, что, если задержится ещё на минуту, сарай их просто проглотит. Когда выходили, Валя обернулась. Внутри осталась вмятина на полу, оторванный кусок верёвки и табуретка, одиноко лежащая на боку.

Она подумала, что, возможно, когда—нибудь всё это станет анекдотом. Но пока – это был просто конец главы. И очень хочется, чтобы следующий акт начался уже без крюков.

Вечер, казалось, специально выстроен для ещё одного театрального провала. Солнце, усталое, будто и оно переживало за Валентину, медленно опускалось за крышу гостиницы, бросая на номер пятна света, похожие на пятна совести. Воздух становился плотным, как гравий под ногами, и в нём стоял запах усталости, перегретых штор и варёного майонеза, как будто здание само знало, что произойдёт внутри и заранее приготовилось.

Сергей Валентинович вёл себя сдержанно. Как зреющий сюрприз. Он ходил по комнате, постукивая ложкой по краю тарелки, будто дирижировал невидимым оркестром салатов. Его лицо светилось важностью, в глазах отражалась идея, от которой он, по всей видимости, получал истинное удовольствие, и в каждом движении чувствовалась подготовка – та, что не предполагает отказа.

– Валя, – начал он с интонацией лектора, открывающего тайны Вселенной, – вы даже не представляете, как давно я мечтал… о гастрономической эротике.

Он произнёс это не как шутку и не как странность, а как откровение. Валя вздрогнула не от удивления, а от того, как спокойно и буднично прозвучала эта фраза. Он говорил о пищевых продуктах так, как другие говорят о чувствах, будто салат и страсть у него давно шли в одном пункте плана.

Из холодильника он извлёк контейнеры, накрытые плёнкой, с надписями на синей ручке: «Оливье», «СелёдкаПодШубой», «Холодец (мамин)». Всё это он разложил на подносе, рядом – несколько кусков чёрного хлеба, миска с зелёным горошком, баночка с огурцами и в довершение – пластиковая бутылка с компотом, мутной и пугающей консистенции.

Валя молчала. Она не хотела участвовать в этом спектакле, но понимала, что отказываться – всё равно что прыгать с парашютом, зная, что уже в воздухе. Она устало кивнула, словно согласилась не на гастрономический изыск, а на трудовой подвиг с полной выкладкой.

Он велел ей раздеться. Голос у него был ровный, без тени сомнения. Валя подчинилась. Сняла халат, сложила аккуратно, положила на край кресла, как человек, который хочет сохранить хоть какую—то вежливость в конце собственного достоинства. Легла на кровать, вытянувшись, как холодец на подносе, на который только что вылили горчицу. Не сопротивлялась. Не играла. Просто лежала, ожидая неизбежного.

Сергей Валентинович, как повар—экспериментатор, начал с салата. Он взял ложку, аккуратно зачерпнул оливье и разложил его на животе Вали, как начинку в блин. Затем добавил огурец, кусочек яйца, немного горошка. Он работал, будто собирался не возбуждать, а накормить. Следом – холодец. Тот дрожал на ложке и переливался, как тревожный символ неизбежности. Хлопнувшись на бедро, он издал звук, который мог бы вызвать у живого человека отвращение, но у Сергея Валентиновича – трепет. Он добавил свёклу на плечи, покрыл грудь лентами майонеза, словно захватывал территорию.

– Это возбуждает, – сказал он, глядя на свои руки, – потому что настоящее. Не фальшь. Не показуха. Мы же русские. Мы любим, когда сытно и телесно.

Кляпа не выдержала и прошипела с восторгом:

– Валюша, поздравляю! Ты не просто женщина, ты закуска! Стратегический резерв эротического обеда! Если сейчас появится рюмка водки – я официально покину эту планету от зависти!

Холодец потёк. Свёкла расползлась. Горошек рассыпался по простыням. Майонез стекал, оседал на локтях. Валя лежала, как блюдо, которое подали не вовремя, в меню не числится, но почему—то его всё равно заказали. Она не чувствовала возбуждения. Ни раздражения. Только липкость, усталость и запах варёного картофеля, смешанный с пылью от кондиционера.

Сергей Валентинович начал раздеваться. Медленно. С уважением к процессу. Он снял рубашку, сложил её. Снял брюки, аккуратно повесил. Остался в носках. Потом, посмотрев на себя в зеркало, снял и их. Его тело было рыхлым, бледным, но он вёл себя, как мраморный шедевр, сошедший со страницы плохо отредактированной эротической книги.

Он подошёл к кровати. Ступил на край, но не рассчитал – нога попала в крошку от яйца, скользнула, и он с криком потерял равновесие. Валя зажмурилась не от страха – от предчувствия. Через секунду они уже лежали на полу: он сверху, в липкой массе, она