Пожарная застава квартала Одэнматё - Дмитрий Богуцкий

Глава 12. Сто голов. Сказание о том, что не всякое состязание любезно очевидцам.

Он был тогда средних лет, за поясом у него была впечатляющая пара мечей, на теле панцирь. Слуга шел за ним и нес шлем и лук с колчаном, полным стрел. Рядом с ним я выглядел и был нищим. А он был снаряжен подобно герою военных сказаний.

На его одежде и снаряжении не было гербов, хотя нижнее кимоно было украшено с претензией на родовитость, узором с веерами.

— Господа, — представился он. — Мое имя Сосэцу из рода Юи, мой род сейчас незначителен, но восходит к герою сражения на реке Минато, верного императору Кусуноки Масасигэ.

Лица моих спутников при этих словах заметно поскучнели.

— Я учился в додзё замка Сумпу воинским искусствам, — продолжил Юи. — Как только я услышал об этой войне, я сразу поспешил сюда, чтобы в бою вернуть моей семье военную славу.

— Весьма похвальное стремление, — ровно отозвался господин Садовник.

— Могу ли я надеяться присоединиться к вашей славной дружине? — отважно спросил Юи.

— К сожалению, это не в моих силах, — вежливо отозвался господин Садовник. — Ставка не дала разрешения на набор сторонних людей на эту войну, полагаю, затраты на поход тоже останутся личным делом участвующих домов. Я сожалею. А эти господа — мои гости. Из каких, вы говорили, мест происходит ваш род?

Юи как-то слишком смутился и со словами извинения нас покинул.

— А этот Юи далеко пойдет, — хмыкнул старик Такэдзо, глядя, как тот уходит. — Если его раньше не остановят.

— Кусуноки Масасигэ, — проговорил господин Садовник. — Неужели ему непонятно, что в его ситуации лучше не упоминать об этом родстве? Сам Кусуноки и его брат, его сын и его племянник — все сражались против предыдущего сёгуната.

— И им всем пришлось покончить с собой, потому что все они потерпели поражение, — пробурчал Такэдзо в основном для меня. — И конечно, у этого знакомства тонкий привкус измены.

Мы помолчали.

— Надеюсь, — буркнул Такэдзо, — он не придумал себе это родство для оправдания своего безродного детства... Бывал я в том додзё в Сумпу. Чтобы их не закрыли, там за плату учат всех подряд: детей ронинов, и зажиточных крестьян, и даже торговцев. Наш знакомый точно из таких. Уверен, со счетами он обращается не менее ловко, чем с мечом. Мечи у него славные, отличная дорогая работа.

— В прошлом году Ставка запретила заморскую торговлю оружием, — негромко упомянул господин Садовник. — Многие торговцы уже разорились. Похоже, теперь они ищут места в воинских домах. Но дорога им только в ронины или разбойники…

— Посмотрим, — отозвался Такэдзо, задумчиво глядя вслед Юи.

Во второй раз я увидел Юи через несколько дней.

Дух у осаждающего войска вновь упал.

Осада затягивалась. Расстройство живота поражало все большее количество славных воинов.

Мы с Такэдзо обедали чем могли под навесом в той же придорожной корчме, когда Юи молча приблизился к нам и встал на колени снаружи.

— Господин, — произнес Юи. — Я никогда не встречал вас лично и потому не мог вас узнать. Я столько слышал о вашем искусстве! Прошу вас взять меня в ученики. Я буду вам полезен.

Он говорил смиренно, но не удержал косого взгляда на меня, и несказанное сразу стало ясно. Если он тут, то почему не я тоже?

Такэдзо вздохнул, положил палочки для еды рядом с миской жидкой похлебки, которой обедал в этот скудный день.

— Откуда ты родом? — спросил старик. — Откуда ты родом на самом деле?

— Моя семья родом из Овари, — смущенно произнес Юи. — Но мы перебрались сначала в Эдо, потом в Сумпу.

— Хм, — усмехнулся Такэдзо. — Земляки, значит... Чем занимается твоя семья?

— До прошлого года мы торговали оружием с Китаем и Кореей. Мы процветали. Но в прошлом году Ставка издала приказ о запрете на заморскую торговлю оружием. Мы разорены.

— И теперь ты желаешь совершенствоваться в моем искусстве?

— Да, господин, желаю.

Такэдзо встал, вышел из-под навеса. Обошел сидящего на песке дороги Юи, задумчиво его разглядывая.

— Вижу, — произнес Такэдзо, — ты увлечен внешними факторами мастерства. Но инструменты вовсе не главное. Можно писать не кистью, а хоть пальцами, если дух твой верно настроен.

Такэдзо извлек из-за пояса любимый им дубовый меч и одним движением начертал нечто размашистое перед Юи.

Это был знак-рисунок, сплетение пяти идеально круглых колец, начертанных одной линией, без отрыва. Нечто подобное чертил передо мной мой прежний учитель каллиграфии, когда пытался поставить мне руку…

Надпись на грязи. Левой рукой.

— Сможешь повторить, — произнес Такэдзо, — продолжим.

И мы ушли оттуда.

Я видел Юи на этом месте на следующий день в темноте ранним утром.

Я понял, что он провел там всю ночь в свете фонаря. Слуга подливал ему в фонарь масло. За это время его обучение явно не продвинулось.

Я приблизился, когда уже достаточно рассвело, и предложил перечертить образец на лист бумаги.

— Я желал бы быть учеником мастера, а не учеником ученика, — получил я безжизненный ответ смертельно уставшего человека.

Я даже не оскорбился, потому что чему-чему, а каллиграфии я не мог его научить и не собирался учить ей кого-либо и в дальнейшем. Художники люди странные, и я мог понять его стремление к исключительному образцу для подражания, поэтому оставил его наедине с его идеалом и попытками к нему приблизиться.

На следующий день прошел дождь. Ливень, мощный, упругий, смывающий все, что было на песке начертано.

Больше я Юи там не видел.

Между тем осада продолжалась. Из Канто прибыли новые подкрепления, лагерь наполнился людьми, которые ничего не знали о нас и для которых мы ничего не значили. С ними по штормовому морю прибыл огромный черный голландский корабль. Я никогда не видел таких, хотя был наслышан. Корабль снабжали с берега водой и едой, и никто не мог сказать, что он тут делает. Секрет Ставки.

С подкреплениями Ставка прислала приказ предпринять решительные действия. И их предприняли.

Весть о том, что голландцы начинают обстрел замка Хара из пушек, облетела лагерь мгновенно. На берегу, несмотря на холодный ветер с моря, тут же собрались сотни любопытных, жаждущих невиданного зрелища.

Черный