Прорвемся, опера! Книга 4 - Никита Киров

Однако на стеклянной витрине все же было немного товара — гитарные медиаторы, барабанные палочки, губные гармошки, колки, гитарные ремни, и конечно же, струны в картонных плоских коробочках, в основном, гитарные.

— Кхм, — я кашлянул и достал ксиву, но не открыл, только светанул обложкой. — День добрый, я из милиции, вопрос есть.

— А, это, что такое? — парень тут же поднялся и выпрямился, глядя на мою руку, в которой был зажат вещдок.

— Эта струна — от какого инструмента, можете сказать? — я положил пакетик на витрину. — Только руками не трогайте. Это — вещественное доказательство.

— А… ну это… наверное, вот это…

Он снял перчатки, достал ключик, открыл витрину изнутри и вытащил из-под стекла несколько картонных коробочек. Потом начал сверять, и через несколько минут достал толстенную струну.

— Вот это оно! — он показал на нужную пальцем с нестриженным грязным ногтем.

— Эта толще, — возразил я.

— Да, но это из одного комплекта, просто на витрине самая толстая осталась. Среднее натяжение, никелевая оплётка, стальной сердечник. Конечно, не из бараньих жил, но в городе лучшего не купить.

— В смысле, из жил? — спросил я, немного удивившись.

— Ну, считается самым лучшим, для дорогих инструментов, если струна сделана из сухожилий овцы или кишков, я читал, — начал тараторить парень, при этом шепелявя. — Но для начинающих лучше металлические, и дешевле, и надёжнее, и к погоде устойчивее. Да и таких ценителей у нас нет, столько платить за кишки.

— Так это что, от скрипки? — уточнил я, разглядывая выложенную упаковку.

— Нет, виолончель! Она побольше! И струны толще.

Как выглядит виолончель, я знал, но парень всё равно притащил фотку, где тощая девушка в чёрном платье в стиле «готика», похожая на заморенную голодом супермодель, держалась за большой стоящий на полу инструмент, перечеркнув его смычком.

— Виолончель… Хм-м… И кто-нибудь у вас покупает такие струны? — спросил я, облокотившись на стойку.

— На моей памяти никто ещё не купил. Как струна эта лежала годами, что я вам показываю, так и лежит. И на складе ещё комплект валяется.

— А кто-нибудь в городе вообще играет на таком инструменте?

— Ну, может, в музыкалке кто-то, — парень пожал плечами. — Я не слышал, не общаюсь. С рокерами только тусуюсь, но они на таком точно не лабают.

— Спасибо, о нашем разговоре никому.

— Понял, до свидания… — удивлённо протянул он.

Я покинул магазин и направился в музыкалку, где оказалось ещё холоднее, чем в магазине. Нашёл преподавателя, старушку, кутающуюся поверх свитера в пуховый платок. Она сказала, что раньше на виолончели играли двое, парень и девушка, но девушка потом забросила занятия, а парень уехал в другой город ещё пару лет назад, и с концами.

Надо бы спросить у Ручки, он же, вроде, занимался давным-давно в музыкалке, может, кого-то знает. Ванька-судмед говорил, что коллега играет на скрипке, но сам Ручка никогда нам об этом не упоминал. Будто скрывал или даже стыдился такого занятия.

Да, надо спросить… только аккуратно, наводящими вопросами. Во избежание, как говорится.

Хотел я двинуть в ГОВД, но когда выходил из музыкалки, заметил торопящегося куда-то криминалиста Кирилла. Мало ли куда он спешит, но время рабочее, а Кирилл куда-то сильно торопится. И моторчик у меня в мозгу заработал по новой. Опять кого-то убили? Тогда почему без чемодана со всеми принадлежностями и на своих двоих? Надо глянуть.

Но он дошёл только до универмага за углом. Это не тот, в районе которого родилась та самая городская банда, а другой, под названием «Весна». Внутри него уже устроили какое-то подобие торгового центра, было несколько магазинов и фотосалон, где проявляли плёнку и печатали цветные фотки. Вернее, это был небольшой закуток со столом, где принимали и выдавали заказы, и дальше за ним — сама лаборатория с оборудованием и проявочными машинами. Единственный салон в городе, где можно было проявить снимки с «кодака» или подобного плёночного аппарата.

Фотосалон был открыт, Кирилл стоял у двери и с кем-то ругался.

— Да как смогу, так приду! — говорил он. — И вообще, нехрен на меня наезжать, я так-то в милиции работаю, всех там знаю. Нечего на меня пальцы гнуть и бандитами пугать! Всю твою крышу арестуют, если надо будет.

Он яростно ругался с тёткой в пушистом свитере и в норковой шапке, которая сидела за столом заказов. Я немного послушал и понял, что вечерами Кирилл подрабатывает на проявке. Ага, не знал, но не удивлён — деньги-то ему нужны, ведь в милиции особо не платят, а хобби у него дорогое — ножики собирает. Но из-за сильной загрузки в последние дни он работал в ГОВД допоздна — и, видно, сюда не приходил, вот хозяйка салона и была недовольна. Заказы скопились, проявлять не успевали, а он тут нарисовался, как ни в чём ни бывало.

Вмешиваться я не стал, но, прооравшись, они посмеялись и договорились, что Кирилл придёт в воскресенье и всё сделает, если опять никого не убьют. Я только хотел уходить, как он вдруг резко развернулся и прошёл мимо меня, не сразу узнав.

— О, Паха! — он даже вздрогнул. — А я тут это…

— Да я понял-понял. Деньги надо, а пистолета, чтобы крутиться как хочешь, тебе не положено, — чуть изменил я известный анекдот, хотя пестик у Кири был, но он его не получал почти никогда.

Он засмеялся и полез в карман куртки. Подумал, что он сейчас покажет какой-нибудь новый нож похвастаться, но он достал толстый жёлтый конверт. Внутри лежала стопка цветных снимков.

— Да я тут не знаю, что делать. Мне Толя Коренев плёнку приносил проявить, я вот только недавно сделал, не знаю, стоит нести ему или не стоит. Или девахе его отдать?

Я глянул на снимки и понял, почему Кирилл озадачился. Там как раз его бывшая девушка, и на одном даже был её брат, тот самый задушенный Миша Зиновьев. Даже тут парень был чем-то недоволен…

И вот какая связь у него с остальными?.. Всё пытался я это понять — и никак. Даже цвет волос другой, он блондин, а сегодня напали на рыжую.

— Пока пусть полежит, — я вернул