Tyrmä - Александр Михайлович Бруссуев

Почему Спасителя могли распять именно здесь, на никому не ведомом острове Анзер? Да потому, вероятно, что в человеческой своей ипостаси Он был множественен. Это потом он стал Один.

Если обратиться к древним сагам, то и Один был распят на вечном дереве Иггдрасиль. К тому времени Он был уже одноглазый, потому что заплатил какому-то злобному карлику, стерегущему источник Урд, за приобретенную мудрость своим вторым глазом. Выпив водицы из ручья, якобы, можно обрести могущество по выбору. Один остановил свой выбор на мудрости. Мудро, что и говорить!

Кстати, библейского Иисуса распяли на деревянном кресту, происхождение которого тоже не случайно. Когда-то он был деревом, которое произросло ни много ни мало, а из головы Адама, первого человека на Земле. То есть, голова была к тому времени уже черепом, но гигантских размеров, потому что и сам Адам был великаном. А потом случился Потоп, и дерево уплыло, вырванное из почвы. Но пришло время, когда вода спала и крепкий ствол ясеня сметливые люди, вновь заполонившие Землю, решили использовать по назначению: из него сделали крест, чтобы на нем распинать «преступников». Иггдрасиль — тоже был ясенем, Вечным Ясенем.

О голове Адама тоже не забыли. Тот же Рерих написал странную и замечательную картину «Иса и череп великана». Иса — это, понятное дело, Иисус на мусульманский манер. Типа, странствовал он по миру и нашел возле, так сказать, Индии огромную мертвую голову, перед которой и преклонил свои колени в память о былой эпохе. Голову, которую кто-то когда-то отпилил. Просто Пасха какая-то.

Вот так и получается: память о прошлом и круговорот вещей в природе.

— А местный Иисус умер своей смертью? — неожиданно спросил Блюмкин.

— Ну, да — от естественных причин, — ответил Игги. — От камня в голову.

14. Макеев Михаил Федорович (продолжение)

Несмотря на то, что эксперимент с доской указывал на полость с той стороны, предположительно связанную с верхним миром, никакого света оттуда не поступало. Мика всматривался в воду — без толку. Ни одного даже самого мало-мальски солнечного лучика. Оставалось предполагать, что там еще один подземный водоем. Но шум, словно бы от прибоя? Галлюцинация, желаемое принимается за действительное.

— Ну, что, землячок, придется и тебе ноги промочить, — сказал он трупу и спихнул его под нависший кусок скалы. Тот не пошел камнем на дно, а уплыл куда-то в нужном направлении.

Отправить следом оставшееся имущество — дело нехитрое, вот с сухарями проблемка. Намокнут они, как пить дать — намокнут. Но делать нечего: придется надеяться, что не развалятся, и будет возможность их подсушить обратно.

Вода была холодная, Мика клацал зубами и воображал, как этот звук разносится над поверхностью воды, и где-то сметливые исследователи слушают и поражаются: шо цэ такэ? Ладно, пусть никто не слышит, пусть это будет его маленькой тайной. Плюсом было то, что вся жидкость была солоноватой — море все-таки недалеко. В остальном — сплошные минусы.

Барон набрал полные легкие воздуха и поднырнул под преграду, держась за свои доски. Мысль о том, что там больше не будет никакой поверхности, была неприятна и вполне могла вызвать состояние паники или даже панической атаки. Надо было думать о хорошем, только о хорошем. Розовый фламинго!

Не успел он додумать, как сверху над головой разверзся звездный небосклон, не настолько яркий, как августовскими ночами в родной деревне, но все-таки. Черт, оказывается времени потребовалось гораздо больше, нежели он предполагал. Уже ночь, стало быть, уже прилив.

Холодно до судорог. А тем людям, что возле костров — тепло. И от того, что ему к ним нельзя, сделалось еще холодней. Неловкими движениями Мика содрал с себя всю одежду, еле управляя окоченевшими ладонями. Разложил на ближайшем камне подмокшие сухари и принялся шевелиться: приседать и махать руками, тереть себе уши и щеки.

Расселина, из которой он вылез, во многом напоминала прочие по береговой линии. Хотя во время отлива, да еще при малом море в особо жаркое лето, поди, можно определить, что там внутри. Но сейчас — вряд ли.

Белая ночь позволяла рассмотреть через пролив большой остров, где тоже горели редкие костры. Это значит, что вынесло его на берег Южных Железных Ворот, а с той стороны — земля под названием Большая Мукусалма. До Соловецкого монастыря недалеко, к тому же имеется хорошая наезженная дорога. Скоро сюда приедут вертухая и будут искать его: живого или мертвого.

От воды подымался туман, но держался невысоко — на уровне колен. После упражнений холод не отстал, но шевелиться сделалось легче, да и позывы к судорогам прекратились. А Прокопьев слегка покачивался на мелкой волне лицом вниз, бился лбом об острые камни и в ус не дул. Ничего, ему в его нынешнем состоянии это даже полезно.

Мика обулся, потому как босиком по камням скакать — это все равно, что стремиться на добровольных основах переломать себе ноги. Он побрел прочь от костров, спускаясь южнее, но ничего на берегу не обнаружил. Зато, вернувшись, двигаясь в сторону огней, нашел лодки. Не одну, но несколько.

Все они были вытащены на берег и лежали себе безо всяких замков. Зато и весел нигде не было. Такая вот предосторожность против воровства. Мика почесал себя в затылке: досками грести? Так не выйдет ничего. Эх, не предусмотрели такой вариант, а ведь именно так всегда поступали рыбаки. Ему захотелось выпить. Ну, да — можно и выпить, но лучше бы попить. Ни фляги нет, ни котелка — тоже об этом не подумали.

Судя по практически стихшим разговорам и смеху, люди у костров расходились спать. Вряд ли кто-нибудь останется кормить комаров возле затухающего огня, пойдут в свои рыбацкие избушки. Ага, все правильно — завтра с рассвета сети проверять, так что пара-тройка часов сна просто необходима. Причем, крепкого сна — кого им здесь бояться?

Мика одел на себя не успевшую подсохнуть одежду, передергиваясь всем телом от неприятного ощущения холода, и пошел к ближайшему костру, не забывая заглядывать по пути в лодки. В одной были весла, ничем не скрепленные и готовые, так сказать, к употреблению.

Поленились парни обезопасить свой утренний промысел — ну, да и спасибо им превеликое! Мика продолжил свой путь, теперь имея уже совсем другую цель. Вода — ему нужна питьевая вода. Неизвестно, сколько придется идти на веслах, без пития это продлится еще меньше.