Седьмой прыжок с кульбитом - Владимир Сербский

— Не знаю, — снова скривился Коля. — Не знаю, чем господь наделил Антона, и что перепало от тебя. И не о парне речь — именно тебя бог лишил ума. По мнению господа нашего, самый главный враг человека он сам, до тех пор, пока не разобрался в себе, какие мысли в нём от бога, а какие от дьявола. Сдается мне, что тобой управляет одно лишь черное одеяло, а не сила разума. Это черное одеяло, что живет внутри тебя будто демон, иногда делает из тебя «Чорного человека». Общение с тобой опасно для окружающих! Ты постоянно находишь неприятности на свою… хм, искательницу приключений. Это ненормально.

— Думаешь, всё так плохо?

— А что, нет?

Наверно, он скорее прав, чем наоборот. Припомнились грустные строки: «А у меня сорвало крышу, и с чайника слетел свисток».

— Встреча с тобой ведет к скорбной печали. По крайней мере, в твоих поступках есть какое-то мрачное и злое начало. Все думают, что ты бонус, а ты вирус. Зловредная часть программы, — Коля шагнул к окну и осенился крестным знамением, глядя на купольные кресты церкви. — Господи прости.

Я попытался отмахнуться, но на мой протестный жест спина отозвалась прострелом боли. Пришлось скривиться в ответ на его мину:

— Такие как я очень живучие.

— Как тараканы в эпицентре ядерного взрыва, — пробормотал Коля.

— Но в том нет моей вины! Так вышло.

— Так вышло, и всё?

— Так легли карты, — продолжил показания я. — Звезды неудачно расположились, когда повернулось колесо судьбы.

— Ну да, — согласился он, и вкрадчиво вопросил: — Ты хотел как лучше, а получилось как всегда?

— Реальность подчас бывает очень жестока!

— Ага, — поджав губы, Коля вернулся к своей скептической линии. — Твоей вины нет? Ты всегда был самонадеянным и заносчивым, а страдаем мы все.

— Я много грешил в этой жизни, но ни одна женская душа не ушла обиженной! — запротестовал я. — Господи, прости. На Тебя уповаю, да не постыжусь вовек. Ты посылал на меня многие и лютые беды, но и опять оживлял меня и из бездн земли опять выводил меня. Ты возвышал меня и утешал меня. Не отвергни меня во время старости, когда будет оскудевать сила моя. Не оставь меня, ибо враги мои говорят против меня, и подстерегающие душу мою советуются между собою.

— Что это было? — сбился с мысли Уваров. Таких глубоких знаний он явно не ожидал.

— Псалтирь, псалом семидесятый.

Коля развел руками:

— Вот теперь уверен: Дед тронулся, господа присяжные заседатели.

— А я не уверен! Если у человека есть «зачем», он вынесет любые «почему».

— Не нравится мне это, — голосом Геральда пожаловался он, — совсем не нравится.

Можно подумать, я в восторге! Стыдить меня бесполезно, да и Колина нотация стала надоедать. Нашелся, блин, педагог Макаренко. Открытое давление со стороны собеседника допускать нельзя — иначе начнешь жить чужими решениями, оставив себе одну лишь ответственность.

— Конечно, я не подарок. Но и ты не именинник! И кто тебе сказал, что ты образец для подражания? Или сам это решил?

— Хм, — сказал Уваров.

Видимо, именно это он и решил.

— Ты, Коля, хочешь контролировать всё. Выходя из дома, ты плотно закрываешь балкон, проверяешь краны газа и воды, вырубаешь сплит. И вообще, обесточиваешь не только утюг, а все кухонные приборы. Запираешь дверь на все замки… И потом, спускаясь по лестнице, часто возвращаешься, будто чего-то забыл.

— Откуда знаешь? — поразился он.

— Догадался. Давно за тобой наблюдаю, мы же знакомы сто лет. Ты считаешь себя скрупулезным и основательным…

— Да, я такой.

— Но всё контролировать невозможно, Коля! Так утверждают фаталисты, и предлагают впустить в свою жизнь немного хаоса. Только приняв его, ты станешь свободным.

— А ты, выходит, фаталист?

— Да фаталистее меня нет фаталиста, брат.

Коля вздохнул, снимая очки. На мир он смотрел не выцветшими глазами старика, а ярким взглядом зрелого мужчины.

— Безнадежен, — махнув рукой, Уваров распахнул дверь: — Анечка, зови людей. Времени на раскачку нет!

Глава 13

Глава тринадцатая, в которой мы должны продолжать всё что начали, потому что отступление нам отрезано

В палату повалили члены команды. Они шуршали пакетами, толкались в дверях и беззлобно галдели. Их оказалось много, практически все. Выказав короткие знаки внимания словами и жестами, старые товарищи складывали пакеты с гостинцами на столик. Место быстро кончилось, и пакеты стали складировать прямо на пол, под стол. Это не страшно, санитарки тщательно следят за чистотой. Только кто эту гору фруктов и ягод будет есть?

Вместе со всеми в палату вошел наш компьютерный гений Виталик. Издали махнув мне рукой, он без лишних слов принялся обходить комнату по периметру. Поглядывая в свой приборчик, Виталик удовлетворенно кивал головой. А прощальный кивок сделал у дверей. Но, прежде чем исчезнуть, он вскинул сжатый кулак:

— Михалыч, но пассаран!

Тем временем Николай Уваров пощелкал тумблерами в своем портфеле. И это при том, что стационарная защита здесь точно есть! Работающая электроника здоровья не прибавляет никому, а электроника, глушащая работающую электронику — тем более. Однако лучше так, чем без глушилки. Как говорится, береженого бог бережет.

Закончив манипуляции, Коля хозяйским взглядом оглядел группу, выстроившуюся под стеночкой.

— Ну что, все в сборе, — негромким вступлением он погасил разговоры в строю. — Живы, здоровы? Очень хорошо.

Без управления аудиторией нет ораторского мастерства. «Очень хорошо» — это как возглас на лающем немецком языке, короткий и резкий: «Дас ист зер гут!». Именно так звучит акцентированное стакатто в оркестре, когда движение смычка становится отрывистым, а крохотные паузы напрягают внимание слушателей.

— Мы здесь собрались по одной причине, — взмахнув рукой, Коля продемонстрировал еще один элемент ораторского мастерства. — По очень простой причине: у нас у всех внезапно изменились планы. И всё благодаря одному человеку, когда-то ударенному на голову электрической силой и опять раненому в спину.

Ответным приветственным жестом я поднял руку. Конечно, кровать не Мавзолей, и трудно быть похожим на генсека, делая это лежа на боку. И еще мне очень хотелось процитировать Лизу Монеточку на злобу дня: ' и смех и грех переживу, и всё и всех переживу'. Только как ни хотелось, не стал этого делать.

Уваров, видимо,