Меченый. Том 2. На переломе истории - Андрей Николаевич Савинков

Товарищ Судоплатов, верный солдат партии, прошёл славный путь от бойца ЧК до одного из руководителей советской разведки. В годы Великой Отечественной войны он возглавлял операции по ликвидации фашистских прихвостней — бандеровцев и власовцев, а также участвовал в борьбе против агентов империализма. Его вклад в безопасность Родины неоценим.

Однако в годы борьбы с культом личности, под влиянием вражеских провокаций, Судоплатов был необоснованно осуждён. Лишь теперь, благодаря тщательной проверке архивных материалов, удалось доказать: все обвинения были сфабрикованы. Его действия всегда соответствовали интересам советского народа и директивам партии.

Реабилитация Судоплатова — это не только восстановление чести одного человека, но и важный шаг в борьбе за правду о героях-чекистах, которые стояли на страже завоеваний Октября.

— Сотрясение легкое от удара затылком, рассечение кожи, пара синяков. Минимум неделя постельного режима, лучше дней десять. Никакой работы, напрягать глаза строго запрещено, — Игорь Денисов — новый министр здравоохранения, пришедший на смену запятнавшему свою репутацию Чазову и по должности отвечающий в том числе и за здоровье первых лиц, лично навестил меня вечером после того, как все рядовые медицинские сотрудники разъехались, оставив только одного дежурного.

(Денисов И. Н.)

День выдался конечно… После покушения и неудачного приземление головой о каменный порог заводоуправления дальнейшие события я помнил плохо. Меня подхватила охрана, провела мимо толпы, сунула в машину и уже через три часа мы вновь приземлились в Москве, откуда я сначала поехал в больничку, где мне всякими способами просветили черепушку в поисках чего-то лишнего, а уже только потом «отпустили» домой. К этому времени — а фактически уже была ночь на дворе — я практически пришел в себя и оставаться ночевать на больничной койке отказался наотрез. Тем более, выданное мне болеутоляющее наконец подействовало, и разрывающая ранее на части голову боль отступила, позволив вновь чувствовать себя человеком. Спокойно дышать и без ограничений вертеть головой, не боясь очередного «прострела» от виска до виска — такие простые мелочи начинаешь ценить, только когда их у тебя отбирают.

— Боюсь, запрет на работу будет выполнить достаточно сложно, — я лежал на кровати, обложенный подушками и с определенным трудом боролся с «вертолетами», накатывающими на меня волнами — очевидно последствиями удара головой. — Уже на завтра ко мне в гости ожидаются товарищи из Политбюро, да и вообще много чего нужно сделать.

— Не могу вам запретить гробить свое здоровье, товарищ Горбачев, — Денисов поджал губы, демонстрируя свое врачебное несогласие с таким отношением к своему здоровью, — попробуйте хотя бы ограничить работу с бумагами до минимума. Читать в вашем положении и вообще напрягать глаза — очень вредно.

— Хорошо, товарищ Денисов, обещаю больше полагаться на помощников и вообще не перенапрягаться. По возможности.

Понимая, что больше ничего от меня все равно не добьется, министр тоже покинул мое жилище со мной осталась только приставленная медсестра — весьма миловидная девица лет, на вид, двадцати пяти представившаяся Любочкой. Любочка могла похвастаться длинными, собранными в косу волосами, большими глазами и симпатичными ножками, разве что на бочках имелось чуть-чуть лишних килограммов, но это уже скорее мои предпочтения как человека из будущего. В эти времена стандарты красоты были насколько другими, и легкая «сочность» вместо спортивного «плоского» живота считалась скорее достоинством, чем недостатком.

Девушка была красивой, причем настолько, что в голову поневоле начали закрадываться мысли о подставе. Ну а что, подложить под «скучающего» без женской ласки генсека бабу — вариант беспроигрышный. Шантажировать меня очевидно никто не станет, но ведь «медовую ловушку» можно и тоньше использовать.

Утро следующего дня началось с того, что прискакала Раиса. Прошлым вечером ее вызвонить не получилось, поэтому сообщение о том, что ее муж едва не «пал смертью храбрых за советскую родину», нашло дражайшую супругу уже ночью. Спасибо и на том, что она решила не переться за город по темноте и дала выспаться.

Кинув острый взгляд на суетящуюся вокруг меня Любочку, — насчет морального облика жены советского генсека можно спорить, но дурой-то она совершенно точно не была, — Раиса тут же включила режим наседки, всем видом демонстрируя, что она и сама справится с уходом за мной без дополнительной помощи всяких разных вертихвосток. Учитывая, что я отнюдь не был лежачим, и в принципе оставался в состоянии обслужить себя самостоятельно, смотрелось это немного комично. Впрочем, вероятно тут опять же сказывалась моя иррациональная антипатия к данной конкретной женщине, почему-то, когда мне подушки поправляла Любочка, раздражения это не вызывало. Скорее наоборот.

Обсудили здоровье, Раиса живо интересовалась подробностями, которые еще не стали достоянием общественности. Осмотрела мою «боевую рану» на затылке и вообще вела себя так, как будто никакого разлада между нами не было.

— Миша, мне звонила Нанули, у Эдуарда прихватило сердце, представляешь, он уверен, что теперь его снимут с Грузии и отправят за полярный круг оленей считать!

— Так и будет, — согласился я. Даже вне моего желания или нежелания, шансов удержаться у Шеварнадзе фактически не имелось.

— Но как же? Разве ты не можешь ничего сделать, Эдик ведь не виноват, он не может отвечать за действия какого-то там спятившего пролетария, — женщина весьма картинно всплеснула руками. — Это просто не справедливо.

— А дело даже и не в покушении на меня, хотя это никто тоже прощать не будет, — я почувствовал, что от слов жены начинаю заводиться, сделал паузу, несколько раз глубоко вдохнул и продолжил мысль. — Шеварнадзе полностью завалил работу как первый секретарь Грузии. У него скоро бунты вспыхивать начнут, да уже начали, самое разумное, что он может сделать, это попроситься в отставку, пока его не начало «разбирать» Политбюро. Потому как результат этого разбора Эдуарду не понравится, я гарантирую. А уж когда выйдет репортаж на телевидении…

— Зачем на телевидении? — Попыталась возразить Раиса, но тут у меня имелось стопроцентное мнение, которое я менять не собирался.

С тем, можно ли показывать запись моего так внезапно окончившегося «бенефиса», пришлось еще разбираться. После обеда приехали товарищи по Политбюро, чтобы провести совещание «у постели», и мне пришлось серьезно надавить, чтобы убедить их в необходимости демонстрации записи в полном объеме. Тут у меня имелась целая пачка соображений: ну во-первых, это был мой персональный рейтинг. В России любят битых, я прогнозировал резкий взлет собственной популярности после демонстрации данного «кина». Во-вторых, это был