Владелец кинотеатра - Андрей Быстров

Поздно вечером, в одиночестве, в своей богатейшей библиотеке, граф Александр Ланге пил коньяк. Его брат и Аркадий Горский уехали в Нимандштайн; Ланге остался, ссылаясь на плохое самочувствие.

В Нимандштайне между Кординым и его сестрой воцарился мир. Кордину понадобилось всего несколько дней, чтобы прийти в себя и успокоиться после того, как Ланге сообщил ему ошеломляющую новость о Елене. Казалось, он смирился. Более того, он как будто нашел общий язык с отцом Павлом, они стали если не приятелями, то частыми собеседниками. Графа Ланге радовало такое развитие событий, но сейчас, конечно, он думал не об этом. Он не мог думать ни о каких других событиях, кроме произошедших утром в охотничьем домике.

В дверь негромко постучали. Ланге пьяно откликнулся, и в библиотеку шагнул камердинер.

— Ваше сиятельство… Здесь лесничий, Иван Савельевич… Он просит его принять.

Граф Ланге молча воззрился на камердинера. Отец Зои здесь… Зачем? Он колебался, а камердинер истолковал его молчание по-своему и добавил.

— Я сказал ему, что вы нездоровы, ваше сиятельство, но он настаивает на встрече с вами. Говорит, что-то очень важное…

— Вот черт! Что у него может быть важного, лес горит? Ну хорошо, проси…

Иван Савельевич вошел в библиотеку робко, бочком, он не привык бывать в господском доме.

— Что случилось? — осведомился Ланге весьма нелюбезно.

— Ваше сиятельство… Тысяча извинений…

— Девятьсот девяносто девять оставьте себе, но чтобы я принял последнее, ваше дело должно быть действительно очень важным. Мне не до вас, друг мой.

— Еще раз простите, ваше сиятельство… Осмелюсь ли я спросить вас…

— Ну, ну! Смелее. Не отнимайте время.

Набравшись храбрости, Иван Савельевич выпалил.

— Вы видели сегодня мою дочь?

В ответ Ланге сделал неопределенный жест.

— Видел, не видел… Я что, должен перед вами отчитываться?

— Она пропала, ваше сиятельство.

— Как это пропала? — Ланге отставил бутылку и стакан. — Куда пропала?

Лесничий вынул из кармана серую бумажку, сложенную квадратиком.

— Оставила вот эту записку.

— Ах, она еще и писать умеет? Похвально… Дайте сюда.

Выхватив записку из пальцев Ивана Савельевича, Ланге развернул ее и вслух прочел карандашные строки, нацарапанные трогательным, крупным детским почерком.

— «Отец, не ищи меня. Найти меня нельзя. Я нигде. Прости. Зоя», — он осоловело уставился на бумагу. — Что это за бред?

— Я везде искал, ваше сиятельство. И в охотничьем домике… И в беседке у истоков ручья… И на озере… И в других ее любимых местах… Ее нигде нет.

— Гм… Вот так история… Но чего же вы от меня хотите? Я ее не прячу.

— Ваше сиятельство, я осмелился подумать… Если вы виделись, и может быть, поссорились… Она могла…

— Что могла? Ну, договаривайте! Наложить на себя руки, да? Вы обвиняете меня в том, что я довел вашу дочь до самоубийства?

— Ваше сиятельство! Я бы никогда…

Ланге остановил его движением руки.

— Помолчите, — поморщился он. — А этот ее урод… Карлик?

— Он тоже исчез.

— Вот видите… Не могли же они оба покончить с собой, обидевшись на графа Ланге!

Иван Савельевич, которому это соображение показалось убедительным, вздохнул с облегчением.

— Но где же они тогда?

— Не знаю, друг мой, не знаю…. Да, мы виделись утром, в охотничьем домике. Но никаких ссор не было… Она была весела, приветлива…

Он погрузился в глубокую задумчивость. Иван Савельевич, стоявший у стены, боялся и дышать.

А Ланге все смотрел на записку. «Найти меня нельзя, я нигде…». Это могло означать «я мертва». Но могло означать и другое… «Ты будешь страдать, граф Ланге». Что она хотела этим сказать? Имела ли она в виду — страдать от угрызений совести, вызванных ее самоубийством? Тогда сейчас, возможно, она на дне озера, с камнем на шее… А карлик? Трудно поверить, что он ничего не знает, хранитель сокровищницы Лейе. Он прячется, и он будет мстить…

Но она сказала еще — «когда будут рушиться стены дворцов твоей гордыни». Неплохая фраза для дочки лесничего! Что скрывалось за этой странной угрозой? Зоя, как и Ланге теперь, могла видеть будущее, могла вмешиваться в будущее — но отдаленное, а не ближайшее. Ланге просто не доживет до тех времен, в которых она могла бы увидеть крушение его гордыни, даже если он умрет дряхлым стариком. Или… «Мне дано больше, чем тебе». Насколько больше?

Ничего не понятно… Кроме одного: Ланге совершил роковую ошибку, быть может, самую страшную ошибку в жизни. Зоя опасна для него, живая или мертвая, и Лейе опасен. Их необходимо найти, а что дальше — будет видно…