Шайтан Иван 3 - Эдуард Тен

— Могу я видеть Елизавету Юрьевну?

— Проходите, господин офицер, она в комнате.

Комната со скромным убранством. Очень старая женщина сидит в кресле с высокомерным лицом тирана, выжидательно смотрит на меня.

— Есаул Иванов, Пётр Алесеевич, служу под началом вашего сына. Провожу отпуск в Москве. Александр Николаевич просил навестить сына и вас, Елизавета Юрьевна. У слышав о сыне, она сразу переменилась в лице, превратившись в саму доброжелательность и приветливость.

— От Шурочки, боже мой, вы присаживайтесь Пётр Алексеевич. Как поживает мой сын, не болеет? Долго нет письма от него.

— Всё хорошо, Елизавета Юрьевна, я привез письма вам и сыну. Ещё подарок для Петра.

Я передал письма и положил сверток на стол.

— Что это?

Развернул, показал шашку и кинжал. Она долго рассматривала оружие, даже вытащила кинжал, очень даже умело.

— Мой батюшка военный, много проживали с ним в гарнизонах. Муж мой, гражданская штафирка, служил в горном ведомстве, погиб в экспедиции на севере, вот и пришлось растить Шурочку одной. Он ведь учился в университете, подавал большие надежды, но после второго курса ушел в армию. Женился, народили Петю, вроде и жить стали лучше, умерла Леночка, жена Шурочки. Упокой её душу.- перекрестилась она.

Я ещё долго слушал мать Соловьёва, узнал некоторые подробности его жизни. Очень многие матери любят своих сыновей больше чем дочерей. Вот и Елизавета Юрьевна с такой любовью говорила о своём сыне, что сразу уйти было неудобно.

— Да, Елизавета Юрьевна, Александр Николаевич просил передать вам. — Я достал мешочек с серебром, двести рублей, и положил рядом стопку ассигнаций, пятьсот рублей.

— Так много, откуда у Шурочки столько денег?

— Видимо премиальные и наградные, за отбитие набега горцев, я тоже получил.

— Был бой, Шурочка не ранен?

— Всё хорошо, ваш сын жив и здоров, командует полком и судя по премиальным, хорошо командует. Вы так не думаете Елизавета Юрьевна? — она рассмеялась. Пришлось пить чай и рассказывать о житье Шурочки.

Поздним вечером навестил гончара.

— Здравствуй Пётр, проходи, а кто эта с тобой, постоянно молчит. — тихо спросил гончар кивая на Пашу, который сел на лавке у входа.

— Товарищ мой. Как, кукла, пришлась по нраву?

— Спаси тя господь, Пётр, как рукой снялось, взяла в руки и сразу улыбаться стала и заговорила. А ты, Пётр, точно не колдун?

— Ты, что совсем рехнулся, старый? Я уже крестился и в церковь хожу. Мало что ли для доказательства, что я православный и верую в бога истиною и чистою верою.

— Рехнёшься тут, на всё это глядючи. Во что угодно поверишь.

— Ладно не бухти, сладилось всё, ну и слава богу.

— Слышь, Пётр, а нету у тебя запасу? А то, вдруг поломается, кукла та, опять что ли с дочкой беда случиться?

— Нет, успокойся, да и денег у тебя таких нет, сто рублей золотом.

— Это кем надо быть, что бы за куклу сто рублёв выложить, а говоришь, что не колдун.

— Да ну тебя, осел упрямый. Пошли Паша.

В квартире, наблюдая за Адой, которая доставала пупса из пенала, ставила его на стол и с улыбкой, по долгу, смотрела на него. Нет не колдовство, просто это её тоска по ребёнку, которого она не может родить. Как рассказала мне Ада, она сильно простыла в семь лет и долго болела. Лекарка, повивальная бабка, сказала, что у неё никогда не будет детей. Осмотр проводился по настоянию Зелим бея. После этого, он решил вернуть Аду родителям с требованием вернуть выкуп. Поэтому она решилась стать моей наложницей. Единственный выход, что бы избежать участи изгоя в своем селении. Оказывается, это всевышний послал ей меня, в награду, после всех унижений и страданий, который она терпела в доме Зелим бея. Пусть будет так. Навестил сестру и не застал ни зятя, ни Тихона.

— Петь, ты лучше не трогай их сейчас, а то начнут опять орать. Они и не едят толком, все бегом и сразу в мастерскую.

Пришлось идти в святыню Захарыча, его личную мастерскую, где я застал яростно спорящих мастеров.

— А ну стоп, вы ещё подеритесь.

— Скажи ему командир, уперся как баран «не может быть», да как не может быть ежели…

— Отставить Тихон, ты свою задумку показал Захарычу?

Я как-то закинул Тихону идею создания картечницы, не создания, вернее переделки ружья в двух ствольное, большего калибра и патрон снаряжен крупой картечью, для ближнего боя.

— Да командир, не только рассказал, но и сделали мы с Захарычем. Только одно ствол, страшная штука получилась. На пятьдесят шагов в двухметровый круг всё в труху. Ежели в кучу народа попасть, может кого не убьёт, но сильно поранит.

Я не удержался и побежал в тир. Результат был впечатляющий. Только у меня заныло плечо после второго выстрела.

— Это ничего, командир, приклад нужно покрепче сделать, кожаные проставки и все сладится.

— Согласен. Захарыч, мне нужно десять таких ружей, на обратном пути заберу, оплатим сразу.

— Ну если оплатите сразу, тогда сделаю, — рассмеялся зять.

— Тихон твой голова, предлагал остаться не хочет, а зря. С его подшипников и оси, можно долго деньги зарабатывать. Договорились на десять процентов ему, за разработку. Ты не против, Пётр?

— Нет, только пятнадцать.

— Это почему?

— Пять процентов мне, как его начальнику.

— Справедливо, согласен.

— Ладно, трудитесь, механикусы, но десять картечьниц чтобы были.

— Сделаю, командир.

Оставшиеся дни отпуска провел с маменькой и Саней. Много о чем переговорили и обсудили торговые вопросы. В частности отправки к нам бытовой мелочовки, начиная с иголок и кончая самоварами. Казалось бы тащить из далека, когда рядом Пятигорск. Учитывая опт и количество, было очень выгодно. Идея Егора Лукича, будем демпинговать цены и станем монополистами у себя. Ни чего личного, только дело.

Родригеса не оказалось в городе, он уехал. Саня уговорил мастера изготовить ему боевую шпагу похожую на мою, только не булат, но тоже очень хорошей выделки. Мастер гарантировал, что по качеству, и свойствам, клинок будет уступать совсем немного булатному. Заказали три, один я хотел подарить Андрею. Первый, как раз был готов перед моим отъездом в Петербург. Шпага была очень скромно украшена, он предназначался для боя, а не для украшения левого бедра. Клинок имел синеватый оттенок, но не было булатного