Земский докторъ. Том 6. Тени зимы - Тим Волков

— Лежи спокойно, — строго сказал Иван Павлович, укладывая его руку обратно. — Своё ещё наверстаем. Всех найдём. И того, кто слил, и того, кому слили. Рано или поздно все ниточки потянутся.

— Точно!

— Ладно, отдыхай, — сказал доктор, отходя от койки. — Выздоравливай. Ты нам ещё нужен.

* * *

Декабрь вступил в свои владения по-настоящему, сразу и насовсем. Снег выпал обильный, пушистый, и больше не думал таять, укутав село в плотную, белую шубу. Леса оделись в тяжелые, искрящиеся на солнце шапки, а река схватилась первым, еще тонким льдом. В воздухе висел морозный, колкий дух, а короткие дни сменялись длинными, звездными и невероятно тихими ночами. В этой внезапно наступившей зимней ясности была какая-то звенящая детская восторженность, которая ощущалась во всем.

Банда Хорунжего, словно лесной зверь, почуявший за собой пристальное внимание, на время затихла, растворившись в белоснежной глуши. Ни налетов, ни грабежей. Это затишье было обманчивым и тревожным — все понимали, что хищник не исчез, а лишь затаился, выжидая момента и зализывая раны.

А между тем, по календарю незаметно подбирался сочельник — канун Рождества, праздника, который новая власть упорно старалась вычеркнуть из народной памяти, объявив его «религиозным дурманом». Но в Зарном, как и в тысячах других русских деревень, память эта жила не в указах, а в самой крови, в привычке, в тихом ожидании чуда.

С Рождеством пришла еще одна радость. Свадьба!

Иван Павлович до конца так и не верил, что все случилось.

В этот вечер школа, обычно погруженная в тишину, сияла огнями и гудела. В большом классе, откуда убрали парты, стояли сдвинутые столы, застеленные белыми, хоть и потертыми, скатертями. Стол собрали скромный, но от чистого деревенского сердца — дымилась картошка в мундирах, стояли миски с кислой капустой, солеными грибами, ржаные караваи и даже несколько запеченных гусей — щедрый дар от сельчан, благодарных доктору. В центре стола красовался скромный, но торжественный свадебный курник — пирог с мясом и яйцами.

Удалось через Гробовского и Красникова достать пару ящиков с игристым и кое-чем покрепче. Даже торт организовали.

Самыми нарядными были, конечно, жених и невеста. Иван Павлович, к всеобщему удивлению, облачился в старый, но безупречно сидевший на нем сюртук, извлеченный из сундука. Анна Львовна была в простом темно-синем платье, в волосах у нее блестела серебряная заколка, а на шее — тонкая цепочка с крошечным крестиком.

Народ собрался самый разный. По правую руку от жениха восседал Гладилин. Рядом — Виктор Красников, наконец-то сбросивший кожаную тужурку и выглядевший почти по-праздничному в чистой гимнастерке. За другим концом стола сидел Алексей Николаевич Гробовский.

И, наконец, главное чудо вечера — Аглая. Гробовский, вопреки всем запретам Ивана Павловича, принес ее на руках, укутав в полушубок и теплое одеяло, и устроил в самом теплом углу, на широкой лавке, подперев подушками. Она была бледна, но ее глаза сияли от счастья за друзей и от радости быть среди людей. Рядом, в плетеной корзине, мирно посапывал их сын, маленький Николай, названный в память об отце Алексея.

Поздравляли молодоженов. Говорили теплые слова, пожелания. Потом, когда волна первого восторга немного спала, принялись выпивать. А потом уже и в пляс пошли. Гармонист, старый Федот, заиграл сперва торжественную, а потом и плясовую. Под звуки «Барыни» пустился в пляс сам Гладилин, к всеобщему восторгу. Красников, разморенный домашним вином, затянул хриплым басом застольную солдатскую песню, и ему дружно подпели бывшие фронтовики.

Иван Павлович и Анна Львовна, держась за руки, обходили гостей, принимая поздравления. В воздухе витал дух единения и надежды, столь редкий в это смутное время. Казалось, сама жизнь на мгновение остановилась, чтобы дать этим людям передышку, напомнить о простых и вечных радостях — любви, дружбе, верности.

В самый разгар веселья Гробовский поднял свой стакан.

— За здоровье молодых! — провозгласил он, и его голос, обычно такой твердый, дрогнул. — За Ивана Палыча, который вернулся к нам с того света! И за Анну Львовну, которая его дождалась! Пусть ваш союз будет крепче любой стали и счастливее, чем в самых смелых сказках!

Громкое «Горько!» прокатилось по классу, заставляя молодых покраснеть и улыбнуться.

Когда первый шум после танцев немного поутих, из-за стола поднялся Гладилин. Его лицо выражало важную, государственную торжественность. Он постучал вилкой по стакану, требуя внимания. Все притихли, уставились на важного гостя.

Гладилин достал из внутреннего кармана пиджака листок телеграфной ленты и, поправив пенсне, поднял руку, призывая к тишине.

— Дорогие молодожены! Товарищи! — его голос прозвучал громко и отчетливо, словно на митинге или партийном собрании, и так же сухо. — Позвольте мне зачитать вам телеграмму, полученную из Москвы! От заведующего медико-санитарным отделом Моссовета товарища Николая Александровича Семашко!

В зале замерли. Получить весть из Москвы, да еще от члена Моссовета, было событием невероятным. Зааплодировали. Но Гладилин вновь постучал по стакану, прося тишины. Зачитал:

— «Москва. Моссовет. Товарищу Петрову Ивану Павловичу, земскому врачу села Зарное. Примите мои сердечные поздравления с бракосочетанием. Ваш самоотверженный труд на благо здоровья трудящихся в столь сложных условиях является лучшим примером для всех медиков республики. Желаю вам и вашей супруге, Анне Львовне, личного счастья, крепкого здоровья и новых успехов в вашей важнейшей работе. С товарищеским приветом, Н. Семашко».

В зале разразились аплодисменты. Иван Павлович, смущенно улыбаясь, пожал руку Гладилину. Быть отмеченным лично наркомом — это было больше, чем просто поздравление, это была высочайшая оценка.

— Но и это еще не все! — продолжил Гладилин, с торжествующим видом вынимая из-под стола небольшой, но увесистый ящик. — От лица уездного исполкома и лично товарища Семашко, который озаботился этим вопросом, прошу принять этот скромный, но, уверен, необходимый вам дар!

Он вручил ящик ошеломленному Ивану Павловичу. Тот распахнул крышку. Внутри, аккуратно уложенные в стружке, лежали новенькие, сверкавшие хромом хирургические инструменты: скальпели с разными лезвиями, зажимы, пинцеты, несколько игл-реверсо и даже небольшой, но грозный на вид костоправный инструментарий. В условиях тотального дефицита это было сокровищем, дороже любого золота.

— Это… это же целое состояние, — прошептал Иван Павлович, с благоговением касаясь идеально отточенного лезвия.

— Моссовет распорядился выделить для вас личный набор из трофейных немецких запасов, — с гордостью пояснил Гладилин. — Чтобы вы и дальше могли спасать жизни, товарищ Петров. На благо новой, советской медицины!

— Ну, разве это подарок для молодоженов? — недовольно протянул кого-то из гостей, явно не понимая всей его ценности.