В шаге от бездны - Дмитрий Михайлович Гаркушенко

– Что было на том совещании?

– Да, простите. Совещание… Рангози появился последним. Занял своё кресло. У него были покрасневшие глаза, признак бессонной ночи. Даже всегда безупречно выглаженный пиджак местами помят, неслыханное дело. Без предисловий он объявил о восстании на Ероне. Я бы хотел сказать, что окружающие были поражены, но нет. Министр юстиции, сидевший рядом со мной, даже пробормотал «давно пора». Я посмотрел на него как на идиота, но заметил, что остальные всем своим видом показывают, что думают примерно так же. «Давно пора», похожие слова произнёс Самуэль несколько лет назад, только он сказал «время пришло». Сути это не меняет. Мы были готовы к конфронтации с метрополией.

 Совещание закончилось ближе к вечеру. Его итогом стали такие вещи, как введение на всей планете чрезвычайного положения, запрет на перемещение гражданских, действующий вплоть до особого распоряжения, приведение сил самообороны в повышенную боевую готовность, мобилизация военизированных партийных формирований и ещё множество запретов, указов и постановлений. Сейчас уже и не вспомню всё. В общем, государственный аппарат приготовился к худшему. К войне. Вы спросите, почему мы так резко приняли такие меры, лишь получив информацию о восстании одной колонии против метрополии? Ответ очевиден – мы сами были готовы к восстанию. Готовы психологически, идеологически, если хотите. Не зря же последние годы общество с восторгом смотрело, как наши дети ходят строем, поют военные гимны и учатся обращению с оружием. Не зря политическая машина превозносила нашу гордость и уникальность. Цитаты, лозунги, разговоры за столом, на рабочем месте, в парке на прогулках… Везде сквозило еле заметным пренебрежением и неприязнью к Метрополии. Ни слова в открытую. Ни на радио, ни в Сети, ни на массовых мероприятиях. Но словно по молчаливому уговору, националистические настроения присутствовали везде. От уроков истории в школьных кабинетах до действий Министерства иностранных дел. Если бы центр не был так погружён в свои заботы, если их разведывательная служба перестала заниматься ерундой и хоть немного интересовалась  настроениями в колониях… Да даже войска, находившиеся на нашей планете, не видели дальше собственного носа, им было безразлично, что происходит за стенами их баз, лишь бы солдат Метрополии не учинил драку в местном баре, находясь в увольнении. Вот что заботило их командование. Проведи мы военный парад перед их воротами, они и этого не заметили бы. Занятые пересчётом дней до окончания своей командировки…

Партия была готова, население было готово, президент был готов.

Там было и ещё кое-что. Приказы на аресты партийных членов. Подозреваемых в нелояльности. Вечером мы собрались «узким кругом», Рангози, я, министр внутренних дел, министр промышленности и министр обороны. Я с ужасом слушал доклад руководителя министерства внутренних дел о готовом списке «неблагонадёжных» людей, составленным его ведомством. Многих я знал лично. С некоторыми был в дружеских отношениях. Самуэль коротко сказал – «Начинайте».

– Обвинения были обоснованными?

– Нет. Во всяком случае я был уверен, что это так. До этого уже случались отстранения от должности и даже громкие судебные процессы, освещаемые СМИ и вызывающие всеобщее одобрение. Обвинения в растрате государственной собственности, некомпетентности, халатности и т.д. К такому мы уже привыкли. Партия постоянно чистила свои ряды. Я не вникал в подробности, не моя сфера. Соглашусь, что многие дела были сфабрикованы. Но это было слишком. Неблагонадёжный – я и думать о таком не мог.

– Приняв решение о чрезвычайном положении, вы не думали о реакции колониальных гарнизонов? Уж на это они должны были отреагировать.

– Конечно, думали. Точнее, президент обо всём уже позаботился. Министру обороны тоже было что сказать. Самуэль спросил у него, сколько времени займёт подготовка, переброска войск и разоружение гарнизонов. Тот ответил, что в течение ночи всё будет сделано. Если он получит приказ. Приказ он получил тут же.

– Вы не пытались помешать этому?

– Что я мог? События произошли так стремительно… К тому же я не паникёр и не предатель. Эти люди были моими коллегами, соотечественниками. Я был растерян. Весь день, по большей части молчал. Думал. Переваривал. Несмотря на мои сомнения, на понимание, что мы свернули не туда. Что Эссен не тот, которым я его представлял в мечтах. Я не был готов во всеуслышание заявить о своём протесте. Не мог в голос усомниться в линии партии, не мог предать Самуэля. Меня раздирали противоречия. Долг перед партией и президентом, служебный долг, и долг перед своим народом, в который я верил, хоть и понимал, что с ним происходит. Я плоть от плоти этих людей, это мой дом. Да я видел в нём трещину, но до начала войны, надеялся, что он устоит. А потому растерянность – моя реакция.

На следующий день, с восходом солнца мы проснулись в другой действительности. Эссен ввязался в войну.

Сожалеть и менять что-то было поздно. Мне оставалось лишь честно выполнять свои обязанности и пытаться минимизировать последствия. Пусть мы стали авторитарным государством, пусть пропаганда разожгла в людях, чуждую им, убеждённость в своём величии, пусть мне многое не нравилось, что-то даже пугало. Чёрт с ним. В конце концов, войны случались и раньше и будут вспыхивать возможно и в будущем… Не мог же я предвидеть конца этой войны и её  масштабов. Я убеждал себя, что могу быть полезен своей колонии, оставаясь на посту. А там посмотрим…

– Как войну восприняло население?

– Как и в большинстве колоний. Вы же знаете. С воодушевлением, будто они давно этого ждали. Миллионы поспешили на призывные пункты в первые же дни. Кто не мог отправиться на фронт, создавали объединения и союзы тружеников тыловой промышленности, намереваясь без сна и отдыха трудиться на благо общего дела. Ковать победу за станком или в полях. Такому рвению позавидовал бы любой властитель прошлого. Самуэль отлично их подготовил. Утром он выступил с обращением к нации и началось…

Война набирала обороты, сформировался Союз, Самуэль Рангози в открытую руководил Сопротивлением, планеты пылали, жертвы росли. В силу нашей удалённости непосредственной угрозы Эссен не испытывал. Метрополия не могла высадить у нас войска, пока не утихомирит или не уговорит сложить оружие, другие колонии, находившиеся между центральными мирами и нашей планетой. Проще говоря, не сдвинет линию фронта ближе к нам. Какое-то время кровавая война оставалась всё же обычной войной. Более или менее понятной и типичной.

– Вы и тогда не знали о лучевом оружии?

– Нет. Узнал позже.

– Каким образом?

– Мой приятель, Франц, он работал в военном ведомстве, мы дружили с тех лет, когда я только начинал свою политическую карьеру… В общем, его арестовали. Неожиданно. Вечером я вернулся домой, было довольно поздно, пришлось задержаться, Союз