Справедливость для всех, т.I "Восемь самураев" - Игорь Игоревич Николаев

— Что делать будем? — спросил Бьярн и тут же сам себе ответил с какой-то непонятной уверенностью, будто изнутри седого искупителя проступил несгибаемый стержень. — В деревню повезем. Там помогут.

А у тебя, старый убийца, тоже наверняка очень интересные скелеты в шкафу имеют место быть, подумала Елена, оттирая засохшую кровь. Ты не всегда спасал девочек и помогал странникам, с таким оружием и с такой физиономией. Какие же грехи искупаешь, страшная ты людина?..

Вслух же сказала:

— Девочку следует отправить в деревню, это безусловно. А надо ли нам туда идти — все еще вопрос.

— Смотрите, — пробормотал Кадфаль, тыча пальцем в небо. — Не к добру это…

Закат и в самом деле поражал, однако не красотой, а суровым величием на грани ужаса. Тяжелая, низкая пелена облаков надвинулась с запада словно преследуя раненого ребенка. Тучи прикрыли солнце и, будучи подсвеченными закатом, обрели цвет кирпичной пыли, основательно перемешанной с песком. Эта красно-желто-бурая масса неспешно катилась навстречу подступающей ночи, как удивительный самум или другой ветер пустыни, что рвет и терзает плоть колючим песком. Воздух кругом пожелтел, напитался мельчайшей пылью, которая тут же осела на одежде, пачкая и без того не отличавшуюся чистотой материю. В кирпичной массе далеко-далеко сверкнула молния, начали падать крошечные капельки воды, но редко, так, будто небеса жадничали делиться с землей запасом влаги.

Гаваль озирался в поисках укрытия, он первым сообразил, что даже малость воды сделает пыльную одежду грязной. А стирка, даже аккуратная (хотя где здесь найти аккуратных прачек?) не пойдет на пользу и без того изношенному платью Армии.

Елена выругалась, менестрель повернулся к ней, изобразив недоумение. Женщина показала ему ладонь, поймала очередную капельку слабого дождя и лизнула, прокомментировав:

— Кислота.

Гаваль попробовал сделать так же и безмерно удивился — дождь и в самом деле был кисловат. Чуть-чуть, наподобие сильно разведенного яблочного уксуса. Но все же был.

— Дурное знамение, — прошептал он, невольно поддавшись апокалиптическому настроению Кадфаля. — Поистине дурное.

Глава 9

Глава 9

Один за другим члены Армии пробовали воду языками, бледнея и серея, в зависимости от темперамента и степени загара.

— Истинно, Господь призывает нас, испытывает и взвешивает.

Поначалу никто не понял, чьи уста вымолвили сие. Артиго вообще говорил мало, не считая Хель, с которой он вел частые и долгие беседы, но, как правило, таковые происходили наособицу, без лишних ушей. А если говорил, но кратко и строго по делу. Теперь же… Юный император встал еще ровнее прежнего (хоть это и казалось невозможно), заложил руки за спину и начал говорить — холодно, размеренно, отмеряя каждое слово как на проповеди. То ли мальчик гениально импровизировал, то ли (не)удачное стечение обстоятельство толкнуло его поделиться со свитой тщательно обдуманным вИдением.

— Пантократор защищает нас, рука Его направляет, подгоняя. Суровость Его на деле милосердная доброта. Покорность Богу — вот, что надлежит избрать нам!

— О чем т… — Хель осеклась и в последний момент исправилась. — Вы?

Артиго повернулся к ней и тем же замогильным тоном произнес:

— Пантократор ведет нас. Там, где мы ошибаемся, он отнимает, уча жертвой за немыслие. Там, где замираем в незнании, посылает знаки, указывая путь. Перед нами лежали многие дороги, но Бог желал, чтобы мы пришли именно сюда. В это место. В это время. И когда мы заколебались, разве не послал он сразу три приметы? Странник, пообещавший нам приют. Дитя, что нуждается в помощи. И кислая вода с неба…Она пролилась, когда мы заколебались! Куда уж более?

Бьярн и Кадфаль неуверенно переглянулись. Марьядек сразу пал на колени, громко молясь и прося снисхождение у Двоих. Его примеру последовала Витора и Гаваль, которые молились Пантократору. Гамилла, судя по движениям губ, тоже шептала молитвы, хоть и стоя. На лицах Елены и Раньяна застыло кислое выражение тоскливого ожидания, что-то вроде «ну вот, опять…». Бретер, как пришибленный судьбой, скособочился, поджал руку, словно куриную лапу. Кажется, у мужчины разом крепко заболели все раны, что едва-едва затянулись.

— И часовня, опять же, рядом… — пробормотал Кадфаль. — Бог послал нам образ Своего дома в запустении… Совсем как наши помыслы!

О, господи, ошарашенно подумала Елена, уже понимая, что сейчас будет, однако боясь признать это.

— Мы так давно не молились, — трагическим шепотом вторил ему Бьярн. — Не исповедовались, не испрашивали Отца Небесного о наставлении…

Оба искупителя с угрюмой решимостью тоже преклонили колени, Бьярн держал меч, будто христианский крест, двумя руками, одухотворенно глядя в кирпичные небеса поверх оголовья рукояти. Кадфаль наоборот, склонил голову и опустил дубину на плечи, словно ярмо.

За полминуты перекресток рядом с часовенкой превратился в арену религиозного катарсиса. Редкий дождь капал вокруг, неторопливо насыщая сухую землю чуть подкисленной влагой.

— Мы отправимся в ту сторону, куда указал перст Господень, — провозгласил Артиго. — И примем все, что Он уготовил нам.

На пару мгновений Елену накрыло ощущение острой, непереносимой бредовости происходящего. Ноги ослабли, стали будто ватные, голова закружилась, и фехтовальщице даже пришлось опереться на широкое плечо Раньяна, чтобы не упасть.

Твою же мать, искренне подумала она. Вот это и называется «родительство»? Ломаешь голову, как уберечь нелепое создание от гибели, а ему вдруг шибает в башку адский комплекс богоизбранности — и все насмарку! Она посмотрела на Раньяна и прочитала глазах бретера безысходную тоску пополам с обреченностью. Ну, логично, учитывая, что несчастный мечник вынужден разрываться меж отцовской любовью и долгом вассала, причем первое необходимо сохранять в глубочайшей тайне.

— Делать нечего, — шепнул он. — Пойдем вперед.

У Елены альтернативный план как раз был, очень простой и действенный — дать юному пророку по голове, схватить в охапку и делать ноги. Девочку отправить в деревню с Шапюйи. И дело с концом. Но… женщина отчетливо понимала, что теперь это невозможно, так она скорее нарвется на бой со всей компанией. Когда людей накрывает религиозный экстаз — можно идти с ними, можно в стороне или вообще в сторону. Одного лишь нельзя — становиться у них на пути. Так что придется изобразить верность общему порыву — на время, во всяком случае, а там как пойдет.

— Идемте! — призвало нелепое создание, и компания отправилась по дороге, нестройно молясь, навстречу определенному Господом уделу. Кадфаль вел мула, Марьядек взял девочку на руки, притом с непривычной для него аккуратностью, почти нежностью,