Исправительная колония Земля. Российский филиал - Сергей Булин

Земля наша – это вовсе не колыбель жизни, а единственная в своём роде Вселенская колония для грешных душ, коими мы все с вами являемся, раз уж мы здесь находимся… И сейчас меня мучает только один вопрос: вот если бы я раньше знал всё это, с рождения, смог бы я тогда прожить эту жизнь так, чтобы разом искупить все свои грехи и больше уже на Землю не возвращаться? Зачем нужно было отнимать память? Кому выгодно лишить меня шанса исправиться за одну жизнь на Земле? Неужели не понятно, что это наше неведение даёт сатане огромную фору в войне за души?

– Не всегда мы промысел Божий способны узреть, – вмешался отец Тимофей. – Я про колонию на Земле узнал на несколько дней раньше тебя от Иеремиила, но поспешных выводов про справедливость такого мироустройства пока не делаю. Чтобы пытаться судить деяния Бога, нужно тогда и знать то же самое, что ему ведомо. А это, как ты понимаешь, невозможно.

– Да что тут знать! – воскликнул Павел. – Кинули нас сюда, обнулили перед этим и теперь смотрят на нас и потешаются.

– Это ты сейчас говоришь или слова голоса своего в голове повторяешь? – возмутилась Серафима Марковна.

– А какая уже разница? – «прошипел» Павел. – Мы теперь, похоже, одно целое с ним – как двуглавый змий: я – зелёный, а он – древний…

– Неужто сдался? – настороженно спросил отец Тимофей. – Что он тебе предложил, чего наобещал?

– Не беспокойся, Тимофей, не совсем я дурак безбожный. Прекрасно понимаю, что мы тут временно, и лишь души наши по сути своей бессмертные. Ну, натворил я делов в этой жизни – пусть будет так, ничего уже не поправишь. Но окончательно свою душу загубить я не хочу. Нет у меня такой цели.

– А какая у тебя цель? – спросил я.

– Никакой нет. Сдохнуть бы побыстрее, – резанул по уху ответ Павла.

– Да что ты, милый, Бог с тобой! – испугалась Серафима Марковна.

– Да нет, не со мной. Никогда со мной не был и в этой жизни, видимо, уже не будет…

Мы переглянулись с отцом Тимофеем – наш план по наставлению Павла «на путь истинный» рушился на глазах.

– Пойду, пожалуй, лягу спать, а то уже и глаза слипаются, и голова разболелась, – сказал Павел, встал из-за стола и направился в другую комнату.

– Давай я тебе расстелю, – направилась вслед за ним Серафима Марковна.

– Надо позвонить Гавриилу, рассказать о новостях наших, – зашептал отец Тимофей, когда Серафима Марковна закрыла за собой дверь в другую комнату. – Я во двор выйду, позвоню. А ты, если Павел вдруг выйдет, скажи, что я помолиться пошёл. На свежем воздухе, так сказать.

– Хорошо, – согласился я. – Как раз в патриархате может что-то вместе и придумают.

Павел не вышел. Вышла Серафима Марковна и тут же подсела ко мне с вопросом:

– Про какую такую колонию на Земле вы все говорите?

Видя, что я медлю с ответом, она попыталась меня успокоить:

– Если мне этого лучше не знать, то и не говори. Я и так уже слишком много узнала, чего другим никогда не узнать.

– В том то и дело, что я точно не знаю, как для вас будет лучше, – наконец ответил я. – И посоветоваться сейчас не с кем.

– Ты про Гавриила?

– Да. Я ведь память так и не восстановил, и очень многое вызывает у меня сомнение.

– Тогда лучше не говори. А по возможности, спроси у Гавриила, как следует со мной поступить, стоит ли мне знать это или нет.

– Хорошо, спрошу, – заверил я её.

Вернулся отец Тимофей и проинформировал:

– До Гавриила дозвонился, всё как было рассказал. Он обещал завтра перезвонить и проинструктировать, что дальше делать.

Отец Тимофей допил остатки чая из своей чашки и уже более спокойно сообщил:

– Когда выходил звонить, один из блаженных, что за домом приглядывает, напугал меня. Из-за дерева вышел, а я не ожидал. Ладно хоть шевелюру его кудрявую разглядел – сразу догадался, что это Петька, наверное.

– Петька тут? – оживилась Серафима Марковна. – Выйду – авось ещё не ушёл. Конфеты ещё остались?

– Их у вас столько! Разве они могут закончиться? – усмехнулся я по-доброму.

Она схватила в обе руки по горсти конфет и спешно вышла. А мы с отцом Тимофеем убрали со стола и стали готовиться ко сну. В этот момент вернулась Серафима Марковна со счастливой улыбкой на лице.

– Не успел уйти, конфет дала ему, – радостно сообщила она. – Взял. Довольный такой…

– Ну и слава Богу! – отозвался отец Тимофей.

Исход

Может быть со стороны я и выглядел спокойным, но внутри меня всё бурлило от переизбытка событий и эмоций. Чтобы немного успокоить нервы, я решил в предстоящую ночь погрузиться в «осознанку» и просто отдохнуть. Проснувшись посреди ночи, я по давней привычке остался недвижимым и через пару минут погрузился в обманное для мозга состояние, в котором я имел доступ к подсознанию и которое я называл «осознанкой». Поначалу я мысленно перенёсся в нашу старую квартиру, где я когда-то жил с родителями. Я посмотрел на маму с папой, сидящих у телевизора, потом в другой комнате встретился со своими бабушкой и дедушкой… На душе сразу потеплело и стало очень спокойно. Неожиданно мне пришла в голову мысль посмотреть, как зрительно выглядит моё подсознание. И тогда я подумал: сейчас я открою дверь из комнаты в кухню, и там его и увижу, своё подсознание. Страха не было, был интерес. Я открыл дверь на кухню, и увидел молодого темноволосого человека, вставшего с кухонного табурета при виде меня. Его одежда была похожа на старославянскую рубаху, но только с золотым отливом. Ворот был украшен какими-то драгоценными камнями. Что меня удивило, так это маленькие верёвочные весы с круглыми чашами, которые он держал своей правой рукой. Я почему-то спросил его: «Кто ты?». Но ответ услышать не успел из-за резкого свиста в ушах – нас всех ранним утром разбудил свисток закипевшего чайника. Павел, по всей видимости, уже давно был на ногах и собирался попить чаю.

– Доброе утро, Серафима Марковна! – бодро сказал он, снимая чайник с плиты. – Где у вас там мята лежит? Уж больно хорош чаёк с ней получается. Дадите заварить?

– Доброе утро, – немного растерянно ответила хозяйка дома. – Конечно дам. Не только себе – прямо в заварочный чайник положи. Я тоже буду.

Поведение Павла нас удивило и немного насторожило. Теперь уж точно не было понятно, что от него ожидать. От вчерашнего потерянного вида его не осталось и следа. Он как