Хозяин Амура - Дмитрий Шимохин

ли не половина от всего состава работников! Как оказалось, именно здесь, на самом дальнем и каторжном из приисков, хунхузы держали самых непокорных. Среди них было много бывших няньцзюней, «факельщиков», для которых восстание было смыслом жизни. В сущности, именно это хунхузов и погубило — такая концентрация бунтарей и привела к восстанию, как только прошел слух, что с остальных приисков хунхузов турнула неведомая, пришедшая с Амура сила. Их лидером и был Лэй Гун — «Громовержец», — тот самый, кто и возглавил бунт. Его авторитет среди них был непререкаем.

План сложился сам собой.

— Цзюнь-шуай, —обратился я к Лян Фу после собрания, стараясь изъясняться по-восточному цветисто. — С этого дня Лэй Гун — твой заместитель. Вы вдвоем — сила. Управляйте этими землями вместе.

Лян Фу, помедлив, охотно кивнул. Как опытный военный и мудрый политик, он тут же оценил выгоду этого союза. А Лэй Гун, простой и прямой, как копье, воин, совершенно доселе не уверенный в собственных перспективах, был горд оказанным ему доверием. Хрупкий, но необходимый баланс сил был создан. Мое маленькое горное государство обрело устойчивую структуру. Теперь можно было уезжать.

Разобравшись с делами на приисках, я оставил там Лян Фу и Лэй Гуна — лед и пламя, которые теперь должны были править вместе. Наш небольшой отряд двинулся в обратный путь, в Силинцзы. Верховые лошади позволили проделать путь в три дня.

В Силинцзы меня ожидала хорошая новость — пришел один из монгольских отрядов, привел с собой 57 пленных няньцзюней. По словам сотника Адуучина, за ним следом шло еще несколько сотен, ведших в общей сложности почти три сотни крепких «факельщиков». Мы довольно быстро договорились о цене и, что немаловажно — о том, что монголы будут снабжать нас разведывательными сведениями, сообщая о всех важных событиях, происходящих по эту сторону Великой Китайской Стены. Расстались мы при полном взаимном удовлетворении. Купленных «факельщиков» всем гуртом отправили на «перековку» к Лян Фу и Лэй Гуну. Что-то подсказывало мне, что эти люди скоро вольются в нашу маленькую армию.

Здесь я собрал в большом зале ямэня всех, на кого теперь оставлял свое горное государство. Прощальный совет получился коротким и деловым.

— Владимир, — я обратился к Левицкому, — ты остаешься за главного. Ты — мой наместник. Вся власть здесь — в твоих руках. Управляй справедливо, но жестко.

Он молча кивнул. За эти месяцы он из гвардейского корнета превратился в сурового, битого жизнью администратора, и я знал, что могу на него положиться.

Остальные получили свои приказы. Софрон — комендант Силинцзы, на нем все хозяйство, склады и оборона города. Тит — главный по арсеналу и муштрой новобранцев. Сафар, уже почти оправившийся от ранения, получил то, чего желал больше всего — он возглавил нашу разведку и контрразведку. Теперь охота на Тулишэня стала его официальной работой. Первым делом ему предстояло наладит голубиную почту, а затем — систему сбора сведений по всей Маньчжурии.

— Я уезжаю, — сказал я, обводя их взглядом. — Надолго ли — не знаю. Остаетесь на хозяйстве. Не подведите.

Прощание вышло по-мужски коротким, без лишних слов и сантиментов. Мы слишком многое прошли вместе, чтобы нуждаться в этом. На рассвете мой маленький отряд выехал из ворот Силинцзы. Я брал с собой лишь самых верных и незаменимых: десяток монголов Очира, привычных к долгой дороге, и отряд нанайцев Орокана — моих глаз и ушей в тайге. Из казны Силинцзы я взял два пуда золота. Еще шесть пудов с лишком остались у Левицкого, на закупки провианта и оборону.

Мы спешили. Осень уже вовсю хозяйничала в этих краях, окрашивая тайгу в золото и багрянец, но с каждым днем дыхание приближающейся зимы становилось все холоднее. Мне нужно было во что бы то ни стало успеть на последние пароходы, что уходили по Амуру вверх, в Сретенск, до того, как река встанет.

Путь лежал через ту же степь, но теперь она не казалась такой враждебной. Навстречу нам уже попадались торговые караваны и арбы крестьян — весть о том, что хунхузы в горах уничтожены, а новый хозяин, тай-пен Ку-ли-лай, жесток к врагам, но справедлив к мирным и никого не обижает без нужды, разлетелась с невероятной скоростью.

На второй день пути, когда мы уже можно сказать вышли из земель, подконтрольных Силинцзы, наши дозорные-монголы, скакавшие впереди, вдруг резко остановились. Вскоре Очир вернулся, скача во весь опор.

— Нойон! — крикнул он, подъезжая. — Там… эвенки. Задержали караван. Кажется, торговцы оружием.

Мы ускорили шаг, и вскоре перед нами открылась полная драматизма картина. На дороге стоял небольшой караван из десятка мулов, груженых длинными ящиками. Вокруг него, суеверно держась на расстоянии, но готовые в любой момент броситься в атаку, гарцевали эвенкийские воины. Они окружили группу испуганных до смерти китайцев, чьи руки были уже связаны. Командир эвенков, здоровенный воин с лицом, рассеченным старым шрамом, как раз тряс перед носом главного купца каким-то странным, неуклюжим оружием.

Присмотревшись я узнал этот предмет. Ба, да это же скорострельный арбалет чжугэ ну! А ведь я заказывал их в Цицикаре!

— Что здесь происходит⁈ — рявкнул я, подъезжая.

Эвенк, увидев меня, почтительно склонил голову, но злости в его глазах не убавилось.

— Нойон, мы поймали этих шакалов! — прорычал он. — Они везут оружие хунхузам! Смотри!

Он снова ткнул арбалетом в сторону перепуганного купца.

Я уже был готов согласиться с ним, но тут один из пленников, маленький, юркий китаец, который, как я помнил, был хозяином той оружейной лавки, узнал меня.

— Тай-пен! Господин! — закричал он, и в его голосе смешались ужас и надежда на спасение. — Пощади! Это твой заказ! Твой!

Он с плачем бросился мне в ноги, насколько позволяли веревки. Я присмотрелся. И действительно узнал его. Я совсем забыл об этом заказе в суматохе последних недель.

— Развязать их, — приказал я.

Эвенки, недовольно ворча, подчинились. Мастер-оружейник, кланяясь и благодаря, рассказал, что он несколько недель плутал со своим караваном по степи, не решаясь идти в горы, где шла война, и только сейчас, узнав, что дорога свободна, осмелился двинуться в путь, чтобы доставить мой заказ.

Я взял в руки один из арбалетов. Мастер сделал их на совесть. Тетива была туже, плечи — толще, а ложе — из крепкого, пропитанного маслом вяза. По моей просьбе он сделал их усиленной, более дальнобойной конструкции. Судя по всему, прицельно бить из такого можно было шагов на