Лето, пляж, зомби. Окталогия - Наиль Эдуардович Выборнов

— Или отправят кружным путем, которым мы их встретить не сможем, — пожал я плечами. — Так или иначе, человек двести пятьдесят — триста личного состава мы у них уже выбили. И некоторые сейчас наверняка думают, ту ли сторону они выбили, и не стоит ли уйти.

Я поморщился немного, потом подумал и добавил:

— Давайте сейчас не будем о войне, парни? Давайте расслабимся, вспомним наших. Выпьем. Там виски есть, думаю, вам по вкусу будет.

— О, виски? — тут же оживилась Бренна. — А какой? Ирландский?

— Да не знаю, я в нем не разбираюсь, — ответил я, а сам подумал, что импортного ничего там наверняка нет. Разве что такой наполовину заграничный, когда дистиллят везут из-за рубежа, а разливают потом в России.

Ну и нечего бухтеть. Виски им. Чай, сахар есть, и хватит. В такой стране живем.

Хотя как сказать, в стране. Нет уже никакой страны, по крайней мере на этой территории. Потому что порядка нет. А что там, за границей шторма, мы не знаем. И никогда не выясним, не получится.

До лагеря дошли быстро. Не всем повезло в этом плане, не все будут праздновать, хотя мы честно жребий кидали, тянули палочки. Если бы мне короткая выпала бы, то я тоже отправился бы охранять периметр. Но большая часть все равно отправилась пить и отдыхать.

Отец добрался до места первым, потянул на себя дверь и вошел в столовую. Стол действительно оказался уже накрытым — пока кто-то копал могилы, другие занимались вот этим вот. Стояли бутылки — водка, коньяк, виски, вино — все по вкусу каждому. Только пива вот не имелось, но так им никто не поминает.

Закуски тоже. Нарезки всякие в вакууме, из тех, что долго хранятся, свежие лимоны и апельсины, что в садах набрать успели. Консервация опять-таки всякая — огурчики, помидорчики, грибы. Выглядело это достаточно аппетитно, но у меня в горле ком встал.

Ладно. Надо выпить, и легче будет. Только ведь говорить заставят. Причем, подозреваю, что первого, как командира. Ну а что поделать, такова уж моя доля. Если в бой, то первым, если речь толкать на поминках, то тоже.

А ведь я никогда в командиры не рвался, это тоже отчетливо помнится. Всегда работал в поле.

Все стояли, стулья аккуратно сложили друг на друга в углу помещения, около окна. Похоже, что у нас что-то вроде поминального фуршета получается. Ну, неплохо, совсем даже неплохо.

— Ну давай, командир, говори, — сказал тот самый из мужиков, который вроде как в командиры остального отряда деревенских выбился. Обратился он ко мне, это очевидно.

Все уставились на меня. Все молчали, ожидая, что я скажу. Даже ЧВКшники, хотя было понятно, что речь толкать я буду на русском, так что они все равно ничего не поймут. Ну разве что Ян, да и то через два слова на третье. У них ведь «пероги» — это вареники, «урода» — это красота, «склеп» — это магазин, а «овощ», а точнее «овоц» — совсем наоборот, фрукт. Их язык я немного знал.

— Да что тут скажешь, — выдохнул я. — Пацаны легли. Царствие им небесное, ну или рая с гуриями, я не знаю, что еще сказать. Мы на войне, народ. Так уж получается, что иногда приходится хоронить своих. Вот и сейчас так получилось. И сегодня мы, как никак, победили. Было тяжело, но за пятерых наших мы взяли с них почти больше сотню народа. Так что еще несколько раз вот так вот, и мы эту дрянь под коврик загоним. И помяните мое слово, так оно и будет.

У всех рожи скорбные, так что надо воодушевить их немного. Иначе будут с кислыми минами стоять, молчать. А боец должен в бой идти легко и с песней.

— А вообще, пацаны, мы битву выиграли, но не войну. Давайте и об этом помнить. Дальше будет тяжело. Но справимся. Не можем не справиться, потому что мы — за справедливость и свободу для всех. А они — просто бандиты. Вот и все. А сейчас, давайте за пацанов.

Я поднял чашку, в которую до этого налил виски и опрокинул ее в себя. Спирт обжег глотку, провалился в желудок, в котором мгновенно словно взорвалась бомба. Я выдохнул, взял кусочек лимона и сунул себе в рот вместе с кожурой. Зажевал вроде как.

Разливали не по рюмкам, а по обычным чашкам. В таких, наверное, детям подавали очень сильно разбавленный кофе, «русиано». Или, может быть, вообще цикорий, потому что кофеин на самом деле вреден для молодых организмов.

Кто же мог подумать, что в детском лагере внезапно окажутся рюмки, бокалы олд фэшн или коньячные такие, пузатые, с тонкими стенками, чтобы напиток грелся от ладоней? Кому они тут нужны могли быть?

Бренна взяла чашку, принюхалась, а потом сделала глоток. И тут же ее лицо исказилось.

— Это не виски, это дрянь какая-то, — проговорила она. — Тому, кто это сделал, нужно локти по руки отрубить.

На несколько секунд наступило молчание, все посмотрели на нее. Ну, в общем-то я не ожидал, что гордой девушке с туманных островов понравится русский виски. Но такой реакции, пожалуй, не ожидал.

— Скажи спасибо, что ты не в Грузии, — сказал я.

— Причем тут Джорджиа? — не поняла она.

А, она даже не про страну подумала, а про штат американский, одноименный. Ну да, в остальном мире вообще мало кто знает о такой маленькой гордой закавказской стране.

— Да потому что есть такое грузинское блюдо. «Жричодали».

Кто-то хмыкнул, но смеха не вышло. Не все поняли. Американцы точно нет.

— Чего? — спросила Бренна.

— Ты не поймешь все равно, — махнул я рукой.

— This means «Eatwhatgiven», — зачем-то перевел Гром. Все равно ведь смысл шутки теряется. Да уж, анекдотов русских импортные не понимают вообще.

— Ну и зачем такие шутки шутить? — Бренна уперла руки в бока. — Если я все равно не пойму.

— Хватит, — вдруг проговорил Отец на английском. — У нас поминки, а вы тут устроили. Давайте лучше выпьем еще тогда уж.

Я налил себе еще немного, на два пальца, дождался, пока все помолчат, потупив взгляды, сделал глоток. Не знаю. Пробовал импортные, пробовал наши, разницы никогда особо не видел. Настоянный самогон — он и есть настоянный самогон. Лучше, кстати говоря, если бы это он и был бы. Скажем, на кедровых орехах настояли бы или на копченой щепе. А так действительно, пей, что дают, и не бухти.

— А