Обратный отсчет - Токацин

мотало то в одну, то в другую сторону, так, что на смене направления она выгибалась дугой. Сармат кинулся к вентиляционной шахте, нырнул вертикально вниз, едва успев захлопнуть за собой крышку, и покатился, цепляясь когтями на лету, на самый нижний горизонт.

Новый «толчок», мучительно растянутый, застал его на штреке «Гамма»; Гедимин успел отбежать от шахты на полсотни метров и замереть там, глядя на вроде бы прочный свод. Света не было — только экран дозиметра всё горел красным, и пики графика взлетали всё выше. Случайно задев ипроновые щитки на рукаве, сармат стиснул зубы — в мозг хлынул чужой вой, невыносимый крик боли и ужаса. «Даже самая… мощная… станция… так не может!» — трепыхнулась в голове мысль, отрикошетила от стенки черепа и затихла. Сверху донёсся оглушительный грохот.

Это не было похоже на обрушение штрека — скорее, на падение сверху на все три горизонта-«резонатора» ещё сотни метров гранита. На эту сотню единым пластом рухнула ещё одна — и разлетелась от удара с грохотом и звоном. Следом всё это накрыло цунами метров на двадцать… кипящее, испаряющееся цунами, взрывающееся гейзерами. « Sa hasu! Здесь ничего такого не может…» — Гедимин, не додумав до конца, схватился за сигма-сканер — может, не может, а прибор врать не станет…

Прибор и не врал — под оглушительный треск, лязг и шипение он показывал сплошной пласт ряби. Сперва она была редкой — штриховка поверх ураноносных пластов — но с каждой секундой экран белел. Потом Гедимин увидел, как по гранитной стене, зажигая огнями остатки крепи, расползаются тонкие зелёные прожилки.

«Ирренций…» — от побелевшего сканера больше не было толка, и сармат вскинул руку с дозиметром. Сквозь толщу породы, уже не замечая, есть там уран или нет, стремительно прорастали светящиеся «корни». Напротив руки сармата проступил зелёный «клубок», выпускающий новые отростки, и пальцы обожгло совсем не фантомным жаром — чёрный фрил закапал на пол. Гедимин видел его краем глаза — он смотрел на дозиметр. Счёт уже шёл на сотни кьюгенов, ещё доля секунды — перевалило за тысячу, за две, за пять… Сбоку захрустела, проседая, крепь. Чёрный фрил потёк по предплечью. Вдоль горящих трещин, уходящих всё глубже, вскипел и пошёл пузырями гранит. «Девять тысяч… десять…» — Гедимин отключил ощущения в поднятой руке, подхватил её под локоть. Чёрный фрил уже стекал со всей брони. Потолок вспыхнул. Сармат встряхнул головой, закрывая глаза тёмным щитком — будто в этом ещё был какой-то смысл — и уставился на трещиноватый пласт зелёного «стекла». Свод, стены, — всё стало полупрозрачным, только видно было, как внутри всё шире расплетаются ирренциевые «корни». Остатки крепи вместе с верхним слоем обшивки уже булькали на полу. Следом крупными каплями потёк ипрон. Дозиметр ещё держался.

«Пятнадцать тысяч…» — Гедимин сам не знал, зачем ведёт измерения. Наверху грохнуло так, будто два астероида столкнулись — и вместе врезались в землю. «Стеклянный» свод пошёл пузырями, выплёвывая потёки плавких пород. Снова зашипело — ещё одно цунами испарилось, не успев ничего охладить. «Двадцать тысяч…» — ипрон уже не защищал нижние слои брони, флия размягчилась, пластины расходились, и из-под них струйками бил свинец. «Как будто реактор… вся планета — реактор… и он запускается,» — Гедимин смахнул с экрана дозиметра капли свинца. Перчатки доплавились уже до нижнего слоя флии. Зубцы графика «омикрона» догнали «сигму», и две кривые переплелись. «Нет. Не реактор. Бомба!» — нестерпимая боль сдавила грудь, и сармат взвыл. «Взрыв… наверху они что-то… пошла реакция… по пластам, насквозь… Планета-бомба, sa hasulu! Почему всегда бомбы⁈»

Первая белая вспышка рассекла «стеклянный» потолок надвое. Тут же полыхнула вторая. «Ирренций… взрывные реакции…» — экран дозиметра сверкнул багряным и почернел. «Последние цифры… сколько???» — уже стекла флия, всё тело нестерпимо жгло — но досада полоснула больнее ожогов. Ещё одна вспышка, невыносимо яркая — и свод начал оседать. «Даже не увидел показаний…» — почему-то плавящийся гранит осыпался неестественно медленно. Глаза слезились — тёмный щиток, видимо, испарился вслед за ипроном. «Почему всегда так по-идиотски? Зачем бомба⁈ Почему не реактор…» — воздух вдруг уплотнился и швырнул сармата в ослепительно-зелёную лаву. Настала тьма.