Круг доступа ограничен - Дмитрий Валерьевич Политов

- Спокойней, дядя, спокойней, - с некоторым удивлением от такой реакции сказал Андрей. - Сядь, расслабься, попей, вон, водички. А после расскажи – что тебя так напугало?

- Опять ваши шуточки гэбэшные? - Профессор глянул на нас исподлобья и угрюмо продолжил, - всё никак не отвяжетесь, всё вынюхиваете, всё разузнать пытаетесь?! Ну, так скажу по простому – шиш вам! – он скрутил фигу и продемонстрировал её нам. Вид у него при этом был отчаянный – я почему-то понял, что тронувшийся умом, (а как ещё расценивать такое поведение?), профессор находится на грани срыва. Чувствовалось, ещё секунда и он бросится на нас с остервенением загнанного в угол зверя. Сейчас это был настоящий гладиатор, понявший, что от смерти всё равно не уйти, но решивший сделать это красиво.

- Псих, ты, а не профессор! – веско сказал Подрывник и повернулся к столу. – Ладно, нам с тобой ещё объяснительные писать, - обратился он ко мне, - садись, ошибки исправлять будешь!

Я отвернулся от Феклистова и с нарочитым вниманием принялся смотреть за тем, как Андрюха, высунув от усердия язык, пишет под своим юморным заголовком: «На этом месте могла бы быть ваша реклама!».

- Это у тебя вместо эпиграфа? – поинтересовался я у приятеля.

- Ага, я никак строчки из Пушкина или Лермонтова не могу вспомнить, а эта дурота вот привязалась, так пускай она и будет, - весело ответил он.

Так мы просидели около пятнадцати минут. Неровным почерком Подрывника уже были заполнены аж три листа! И всё в том же стиле глумления над органами правопорядка. Нет, я понимал, конечно, что добром всё это не кончится, но что прикажете делать – писать правду? И сколько мы после этого проживём? А так хоть оставалась надежда, что нас примут за идиотов и спровадят в какое-нибудь тихое местечко, что служит психбольницей в этом чёртовом городке.

Робкое покашливание за нашими спинами возвестило, что профессор остыл и хочет извиниться за свою вспышку гнева. Мы переглянулись и молча повернулись к «дебоширу». Вид у Феклистова был пристыженный и смущённый. Сейчас он был похож на пацана, что получил в школе двойку и теперь придумывает, как бы так объяснить родителям, (а особенно папе с широченным ремнём), что это всё училка – дура – придралась к нему и не оценила его величайших познаний по предмету.

- Так и быть, мир! – сказал добродушно Андрюха и протянул руку. Феклистов с горячностью ухватился за неё и возбуждённо затараторил:

- Не обижайтесь, ребятки, я же не со зла! Просто уже достали эти, - он понизил голос и с опаской продолжил, - палачи! Издеваются постоянно, бьют, требуют, чтобы я им путь к спасению указал. А я не знаю его! Понимаете, - он опять сорвался на крик, - не знаю!!!

Мы усадили беснующегося профессора и постарались его успокоить. Через какое-то время, когда это удалось, наконец, сделать, нормальный разговор всё-таки состоялся.

А поведал нам Феклистов вещи весьма и весьма интересные. Нет, то, что у местных жителей проблемы со здоровьем, мы уже, в общем-то, знали, равно как и то, что выбраться из города не всем удаётся. Но вот то, что у города, оказывается, есть коренное население?! И что оно периодически начинает проявлять активность? А последняя вспышка активности настолько мощна, что грозит полным уничтожением всем «чужаков»?!

Бедолага-профессор рассказал, что когда он в результате облавы попал в милицию, и честно написал о своём образовании, степени и прочих учёных заслугах, его быстренько передали в МГБ, где им заинтересовались и сам, не желая того, он попал под мощный пресс давления со стороны этой грозной организации. Видимо, как раз из-за того, что в своё время оборвалась ниточка, что связывала город с Москвой, местные власти испытывали жесточайший дефицит в людях науки: свои элементарно за это время поумирали – кто от старости, кто от болезни, а новых взять было неоткуда. Да и те, что были в городе раньше, являлись специалистами в весьма специфичных областях, необходимых, в основном, для работ с минералом. Феклистов, изучая кое-какие документы, что вручили ему офицеры ГБ при ознакомлении с фронтом предстоящих работ, понял так, что сейчас спецслужбы города весьма интересовала проблема восстановления связи с «Большой Землёй». В силу неясных ему причин, раньше этим занимались не учёные, а кто-то совсем другой. Кто? Да он не смог этого узнать – гэбэшники отказались объяснять этот вопрос.

- Погоди-ка, - сообразил я, - если ты на них работаешь, то почему в тюрьме сидишь?

Феклистов устало улыбнулся:

- Человек всегда стремится к свободе, даже в ущерб собственному благосостоянию. Вот и я, зная, что из города мне все равно не выбраться, постоянно предпринимаю попытки сбежать! Меня, естественно, ловят и для острастки сажают сюда!

- Пытаетесь пробить канал на выход своим лбом? – усмехнулся Андрюха. – С тобой понятно, а вот скажи-ка, что эти дети заладили про Леху – краплёный, меченый?

Профессор развёл руками.

- Поймите, я не знаю, что здесь происходит. Что там говорить – я в город то этот попал, - он замялся.

- Выпившим? – деловито спросил Подрывник. – Так мы сами также сюда пробирались – по-другому не получалось.

- Да-да, - закивал Павел Алексеевич, - именно так. И потом, я же давно не занимаюсь наукой. Когда в Чечне началась... война... у меня погибла вся семья: жена, сын... Институт был разрушен во время боёв, сотрудники оказались никому не нужными... в общем, я с трудом пробрался в Россию и там... - он опустил голову, - там я тоже был никому не нужен. Ни жилья, ни работы... ничего! И тогда профессор Феклистов стал бомжом! – произнёс он тусклым, бесцветным голосом.

Я неловко положил ему руку на плечо и тихонько встряхнул, стараясь приободрить несчастного учёного.

- Да-да, простите! – Встрепенулся он. – Так вот, когда я объяснил это местным начальникам, мне элементарно не поверили. Начались угрозы, потом побои, а потом мне сказали, что меня скоро просто шлёпнут... «Как саботажника»! – с горечью процитировал он чьи-то слова. – Пришлось соглашаться! Дали мне лабораторию, двух помощников из местных – тупых, но старательных ребят. Вот я и изучаю сей феномен, в меру моих сил. Почти три месяца уже, по местному времени. Этот город –