Онмёдзи - Баку Юмэмакура

— Погоди, какой такой направленности разговоры?

— Про сю, — сказал Сэймей.

— Сю?!

— Я ходил поговорить про сю.

— И о чем говорил?

— Например, о том, чем является сю.

— А разве сю не есть сю?

— Ну, да, это, в общем то так, но мне вдруг пришло в голову, чем является сю, и…

— Что-что пришло в голову? — спросил Хиромаса.

— Как тебе сказать… Вот, например, такое: не является ли сю именем?

— Что? Именем?

— Ну, не сердись, Хиромаса! Как насчет саке по старинке? — улыбнулся Сэймей.

— Я пришел не саке угощаться, но если предложишь, не откажусь.

— Ладно, давай уж… — Сэймей хлопнул в ладоши.

Тут же по коридору прошуршал шелк, и появилась девушка с изящным столиком в руках. На нем стояли кувшин, в котором, по всей видимости, было саке, и чашечки. Сначала, поставив столик перед Хиромасой, девушка ушла, но потом вернулась еще с одним столиком, который поставила перед Сэймеем. После этого девушка налила саке в чашечку Хиромасе. Принимая саке, Хиромаса разглядывал ее лицо. Хотя и она тоже была в мужском каригину и шароварах, но это была другая девушка, не та, что выходила прежде. Ей действительно было только-только двадцать, и пухлые губы, и белая шея, словно аромат, источали очарование.

— Что с тобой? — спросил Сэймей разглядывающего девушку Хиромасу.

— Она — другая. Не та, не первая, — сказал Хиромаса, а девушка с улыбкой склонила голову. Затем она налила саке в чашечку Сэймею.

— Она — человек? — спросил Хиромаса. Он хотел спросить, сикигами ли эта девушка, служебный дух, которыми управляет Сэймей, или нет.

— Проверишь? — сказал Сэймей.

— Проверять?

— Пошлем-ка ее тайно в твой дом сегодня ночью?

— Не смейся! Дурак, — сказал Хиромаса.

— Итак…

— Да, — и оба осушили чашечки. В опустевшие чашечки девушка налила саке. Глядя на нее, Хиромаса пробурчал:

— К тебе когда ни придешь, никогда ничего не понятно… — и вздохнул.

— Что тебе не понятно?

— Да я подумал: сколько же, в конце концов, людей в этом доме? Как ни придешь, все новые лица…

— Да ладно, не все ли равно? — ответив, Сэймей протянул палочки к лежавшей на тарелке жареной с солью рыбе.

— Форель?

— Утром приходили продавать, и я купил. Форель из реки Камогава.

Это была довольно крупная, взрослая форель. И если, зацепив палочками, разломить ее толстую тушку, то от разлома поднимается пар.

Дверь сбоку открыта, виднеется сад.

Девушка ушла, и это словно послужило Хиромасе сигналом вернуться к разговору.

— Так продолжение… Там про сю было.

— Ну что же, — подал голос Сэймей, попивая саке.

— Не выпендривайся!

— Хорошо. Вот например: что есть самое короткое сю в этом мире?

— Самое короткое сю? — и задумавшись буквально на секунду. — Нет, ты меня не заставляй думать, Сэймей! Ты объясни!

— Хм, ладно. Самое короткое сю в этом мире — имя.

— Имя?

— Угу, — кивнул Сэймей.

— Твое «Сэймей» и мое «Хиромаса» — наши имена?

— Именно! И «гора», и «море», и «дерево», и «трава», и «насекомые» — и такие имена тоже — одно из сю. Вот так вот.

— Не пойму…

— Сю — это ведь, в сущности, то, что связывает вещи.

— ?

— То, что связывает фундаментальное состояние вещей — имя!

— …

— Предположим, что в этом мире была бы вещь, которой не было бы дано имя. Эта вещь была бы ничем. Наверное, можно было бы сказать даже, что она не существует.

— Ты говоришь какие-то заумные вещи.

— Например, твое имя «Хиромаса». И ты, и я — оба люди, но ты — человек под сю «Хиромаса», а я — под сю «Сэймей». Вот так получается.

Но у Хиромасы на лице — несогласие:

— То есть, если у меня нет имени, то человека, который я, в этом мире нет, так, что ли?

— Нет, ты есть. А вот Хиромаса исчезнет.

— Хиромаса — это я. Если исчезнет Хиромаса, то и я исчезну, разве не так?

Не утверждая, но и не отрицая, Сэймей слегка покачал головой.

— Есть вещи, не видимые глазу. И даже эти невидимые глазу вещи можно связать с помощью имени, которое есть сю.

— Да?

— Мужчина думает о женщине: «возлюбленная». Женщина думает о мужчине: «возлюбленный». Если этим чувствам дать имя, связав, будет — «любовь».

— Д-да? — но хоть Хиромаса и кивает, видно, что он все же пока не совсем понимает. — Однако ж, если не придумывать имя «любовь», мужчина будет думать о женщине: «возлюбленная», а женщина думать о мужчине: «возлюбленный»… — сказал Хиромаса.

— Само собой! — просто ответил Сэймей. — То и это — разные вещи, — и поднес ко рту саке.

— Все еще не понимаю.

— Ну, давай попробую сказать по-другому.

— Ага.

— Посмотри на сад! — Сэймей указал пальцем на видневшийся сбоку сад, тот самый, где была глициния. — Там есть глициния?

— Ну, есть.

— Я дал ей имя Мицумуси.

— Имя?

— В смысле, заколдовал, наложил сю.

— И что из этого?

— Она просто ждала моего возвращения.

— Чего-чего?

— Цветок ведь еще цветет…

— Слушай, а ты проще выражаться не умеешь? — сказал Хиромаса.

— Ну что, похоже, я должен объяснять на мужчинах и женщинах, да? — сказав так, Сэймей посмотрел на Хиромасу.

— Объясняй! — сказал Хиромаса.

— Допустим, что у тебя есть женщина, в которую ты влюблен. И вот с помощью сю ты можешь этой женщине подарить с неба луну.

— Научи!

— Укажи на луну пальцем и скажи только: «Любезная девица, давай я подарю тебе эту луну!»

— Что?!

— И если девица ответит да, то тут луна станет ее.

— И это сю?

— Это станет основой сю.

— Совершенно не понимаю.

— Да можешь и не понимать. Даже бонзы из Коя, и те намереваются одним святым словом наложить сю на все — заколдовать весь этот мир.

Естественно у Хиромасы изумленье на лице:

— Слушай, Сэймей, ты что же, целый месяц с бонзами в Коя только про это и говорил?

— В общем, да. И не месяц, а всего то двадцать дней.

— Сю не понимаю! — и Хиромаса отправил в рот саке.

— Слушай, а пока меня не было, что-нибудь интересное происходило, а? — спросил Сэймей.

— Ну, может тебе это не интересно, но десять дней назад умер Тадами.

— Мибуно Тадами, который «Полюбишь»?

— Да, да. Ослабев от истощения…

— Так ничего и не съев?

— Это все равно, что голодная смерть, — ответил Хиромаса.

— Это было в третьем месяце, в Яёй, да?

— Да.

То, о чем они кивали друг другу — состязание в стихах, проходившее в марте при дворе, во дворце Сэйрёдэн — дворце Чистой Прохлады. Состязание в стихах — это когда делят поэтов на право и лево, а