Мегафакер - Арнольд Костолом-Поцелуев

- Теперь ты мне должен, Непряха, сам понимаешь. Поднял руку на члена высшей касты. За это и сам будешь в жопе, и твой отец, но я ведь до крайностей могу не доводить. Ты ротик открой, а я потом всё прощу.

Снова хлюпнул носом, звучно откашлялся, вокруг повисла тишина. Дернулся я за секунду до выхлопа – сгусток слюны и соплей шлепнул об асфальт рядом с моей головой. Если крутнуться и зацепить ногами Хряпины колени, можно пидора уронить, а в партере я ему шею сломаю… только силы нет. Тело от нервного импульса дернулось, но медленно. Больно телу! Разбитое, слабое, не тренированное, будто свинцом его обвешали.

- Ты сдурел что ли, глист подземный? – Удивился Хряпа еще сильнее и даже отскакивать не стал. – Хотел с тобой по-хорошему, ласково, но придется калечить. Держите его, братья!

В моей зоне видимости появились еще две рожи – совсем не похожи на тех дрищей, увы. Больше тянут на настоящих Хряпиных родичей: сытые лица над крепкими плечами, сильные руки – дернули меня от земли, будто я весил… хер знает, не сосчитаешь. Подняли и поставили перед Хряпой, а тот снова взялся горлом хрипеть, набулькивать сопли.

- Это что за крысиные бои тут? – раздался чей-то уверенный голос, и толпа расступилась. Пропустила ко мне… меня самого.

***

Так вот и сходят с ума, наверное. От ударов по башке, когда их накапливается слишком много. Парень, стоящий сейчас передо мной, казался отражением в зеркале, только помоложе меня. Меня настоящего – который Алекс «Акула»! Лет двадцати, как и прочие здесь. Плечистый, коренастый, с боксерским расплющенным носом, тяжелой челюстью и дерзким взглядом. Алая футболка едва не лопается на торсе, а за локоть, чуть ниже бицепса уцепилась… Натаха. Моя Натаха – или почти она! Сиськи в пределах второго размера, зеленое платье по скромному, ниже колен, а главное – взгляд. Совершенно не блядский. На меня глядит с откровенной жалостью, и вот это сейчас показалось хуже всего. Дожился, боец!

- Не слышу ответа на свой вопрос, - сказал «я-не я» с интонацией Терминатора из древних фильмов. – Кто разрешил тебе здесь поединок, козун, почему втроем на одного? Зарываетесь, властители.

Прозвучало пафосно, как в кино про ковбоев, или рыцарей, но Хряпа улыбку с лица убрал, а два его «брата» отпустили мои руки. Попятились даже.

- Мы в своем праве, Корней, не цепляйся, - сказал Хряпа, но как-то не очень убедительно. Пытался теперь лицо сохранить.

- Этот обсос меня сам ударил, все видели! Поднял руку на члена высшей касты, за это положено карать!

- Он тоже был в своем праве, козун. Хочешь ему предъявить – вызывай на ристалище, правила такие. Даже для высшей касты.

Последние два слова «я-не я» произнес с таким ядом, что дураку понятно – не любит он сильно ни эту самую «касту», ни лично Хряпу. Которого то зовет уважительно, «властителем», то козлом обзывает. Точнее – козуном. У Хряпы рожа пошла красными пятнами, но сдержался. Плюнул-таки, но не в меня, а под ноги. Харчок угодил ему же на кроссовку, вокруг заржали.

- Еще я обсосов на поединок не вызывал! Ты труп, Непряха, запомни! А ты, Корней, до хера уже взял на себя, это зря ты!

Последнюю фразу Хряпа-козун произнес очень быстро и в сторону, «на публику», развернулся и сходу нырнул в толпу. «Братья» сдриснули тоже, а я, наконец, подошел к своему, блин, спасителю. Протянул ему руку будто самому себе:

- От души! Если что будет надо, всегда готов!

Моя теперешняя ладонь зависла в воздухе, а «я-не я», который Корней, уставился с дичайшим удивлением. Как и вся окружающая толпа. Даже хихиканье и шепотки вдруг смолкли, звенящая тишина повисла. Натаха выпустила локоть крепыша и облизнула губы, в ее глазах теперь было явное возбуждение.

- Ты чего это, мышь? – спросил «я-не я» с той же самой вежливостью, как до этого спрашивал Хряпу. С ласковым любопытством льва, которому вдруг протянула лапу обезьянка, или еще какая забавная живность.

- Он тебе все мозги отбил, или наоборот, не хватило?

Похоже, руку надо убрать. Можно даже за спину спрятать, чтоб меньше позора, но сейчас уже я на принцип пошел – так и держал протянутой. Хер пойми, что творится, но лучше подохну, чем опозорюсь и сдам назад.

- Ты чего? – повторил Корней, и усмешка с «его-моего» лица исчезла совсем. Кулаки не сжимает, но этого и не нужно – молниеносный удар всегда наносится хлестко, с расслабленной руки. Даже пощечиной можно в нокдаун отправить. Уж я-то «его-свои» руки знаю!

- Не заводись, дорогой, это просто, благодарность! – голос здешней Натахи оказался совсем непохожим на прежнюю. Низким, негромким, пробирающим до костей, а не до члена. Шагнула между мной и Корнеем, легонько пожала мне руку тонкими пальчиками.

- Я твое «от души» забираю себе, Непряха, пригодится. Свободен.

Прозвучало тоже как-то неправильно. Будто у барыни с холопом. Я открыл было рот, чтобы это озвучить, но тут меня обхватили за плечи, потянули в сторону, а чей-то голос в самое ухо прошептал, обдавая запахом мятной жвачки:

- Пойдем, брат, умоляю! Мне тебя хоронить неохота!

***

В другой раз бы стряхнул эту руку с плеча, или локтем бы сунул, не глядя, но сейчас слишком много странностей накопилось. Если совсем ни хера не понятно, есть два