Всемирная выставка в Петербурге - Марципана Конфитюр

Ознакомительный фрагментна руки заваривающего чай слуги, или на висящую в столовой картину Репина «Государь Александр II открывает Земский собор». Кажется, работа министра внутренних дел Российской империи становилась самой опасной профессией в мире: даже прокладка железных дорог через горы при помощи динамита или ловля скорпионов в Кохинхине не шли с ней в сравнение...

После убийства позапрошлого министра Николай Львович на совете предложил тому, кто займёт его место, впредь ездить не на коляске, а в паромобиле: он быстрее, значит, бросить в него бомбу не так просто. В Совете это предложение отклонили: сказали, мол, топливо для котла может усилить пожар при теракте и таким образом снизить шансы следующей жертвы покушения на выживание. После следующего убийства Николай Львович повторил своё предложение, присовокупив к нему идею установить на паромобиле устройство, метающее динамит, чтобы, если придётся, ответить смутьянам их же оружием. В Совете на это ответили, что смерти нигилисты не боятся, а возить с собою динамит слишком опасно. Теперь было бы неплохо вновь поднять этот вопрос. Недавно Николай Львович прочёл, что англичане в Южной Африке используют бронемобили, в которых есть перископы и пулемёты... А ну как купить у них несколько штучек? Небось, не будут жадничать! Как-никак Виндзорская старуха — это бабушка российской государыни. Могла бы и подарить родимой внучке пару-тройку этих блиндированных экипажей, если не хочет, чтобы Елизавета Федоровна повторила судьбу своей австро-венгерской тёзки... Нет, конечно, это не дай Бог, но от нигилистов ждать можно всего, чего угодно! А если повелеть разрисовать броневики кому-нибудь из «Мира искусства»: Билибину, там, например, или Бенуа, очень даже неплохо получится, не по-военному даже! Врубель, может, и мозаику наложит... Хорошая мысль, кстати, да! От мозаики броня и крепче будет.

Впрочем, всё это, конечно же, зависит от того, кого именно Государь изволит назначить новым министром внутренних дел. Если вдруг это окажется раздражающий всезнайка из либералов, то Николай Львович и словом не обмолвится насчёт броневиков — пускай взрывают! А если хороший какой человек, так уж будет стоять на своём. Сколько можно энэмам бесчинствовать в Петербурге?!..

— Вот вы, папенька, газету-то читаете, а новостей настоящих не знаете, — неожиданно прервала его думы дочурка.

— Это каких это настоящих? — поинтересовался Николай Львович.

— А таких. Вот вы помните Сонечку Глинскую? Ту, с которой мы в гимназии училась. Замуж вышла. И ребёнка ждёт уже. Вот так-то, папенька!

— Ну что ж, передай ей мои поздравления.

— А Липочку Осинцеву вы помните? Я с ней на коньках зимой каталась. Тоже замуж собирается. Жених — инженер! Управляет железной дорогой! Красивый!

— А в чине в каком?

— Я не знаю. Высокий, глаза голубые...

— Голубые глаза это не чин, — заметил Николай Львович. — Инженер это, конечно, хорошо, но интересно, до кого он дослужился...

— С чинами у них всё в порядке, — ответила Зина. — А вот сестру Липы, Полю, отец тоже замуж отдать обещал — за Маньчжурского губернатора! Хотя ей пятнадцать лет всего. Вот так-то!

— Так и губернатора такого еще нет, — Николай Львович улыбнулся. — Маньчжурию её, ещё присоединить надо! Как и Корею.

— Да? — Лиза захлопала ресницами.

— Да, доченька. Как Поля в возраст войдёт, так, наверно, и будет в Маньчжурии наш губернатор. А ты, Зина, им не завидуй. Я знаю, что скучно тебе. Тоже хочешь замуж и ребёночка?

— Да, папочка...

— Потерпи год-другой.

— Я состарюсь!

— Не состаришься, милая! В этом деле слишком торопиться ни к чему... Знаешь, что мне снилось нынче?

— Что же?

— А как будто я тайным советником сделался.

— Да вам, папенька, это на прошлой неделе ведь снилось уже!

— Да вот в том-то и дело! Я чую, не зря это снится! Чую, ещё немножко, и возведут меня в третий ранг! А там уж, доченька, перед нами такие брачные перспективы откроются, что на всяких инженеров с губернаторами даже и смотреть уже не станем! Вот увидишь, Зиночка, мы тебе такого жениха найдём, что все твои подружки обзавидуются! Только подожди ещё чуток, дай подрасти...

— Вы быстрей растите, папенька, а то мне больно скучно.

После этих слов Зина откушала кусочек сладкой булочки с вареньем, отпила глоточек чая и вздохнула. Николай Львович подумал, что его девочка всё-таки молодец: она уже выбросила из головы все эти глупые курсы и думает о том, о чём положено.

— А ещё у Шурочки Задворской шляпка новая, — тотчас же подтвердила Зина его мысли. — Она знаешь, какая? Диаметром целый аршин!

— Для чего же такая большая?

— Так носят! — ответила дочка авторитетно.

Николай Львович спорить не стал и хотел уже было спросить, сколько денег Зине надобно на эту аршинную шляпу, но в передней вдруг раздался шум, а через секунду в столовую, извиняясь, ворвался взволнованный лакей.

— Ваше превосходительство! Простите ради Бога... Но сейчас пришёл посыльный... Вам там... в Зимний вызывают!

При самом упоминании Зимнего Николай Львович встал, вытянулся во фрунт, вытер лицо салфеткой и придал ему самое серьёзное из возможных выражений.

— Папенька! Вас Государь приглашает! — пропищала Зиночка, объясняя происходящее скорее себе, чем отцу.

Тот не знал, что и чувствовать. Он догадывался о причине вызова и был срашно напуган и воодушевлён одновременно. Кажется, исполнялась мечта его жизни... Но как не вовремя, как же не вовремя!..

***

Престарелый министр императорского двора уже знал всё. Он попался Николаю Львовичу возле Государева кабинета и сказал:

— Даже не знаю: вас поздравить или лучше посочувствовать?

«Занимайтесь своими архивами и конюшнями, а в мои дела не суйтесь», — мысленно ответил ему Николай Львович. Но снаружи промолчал, только кивнул.

Всё было именно так, как он думал.

— Я посчитал, что никто лучше вас сейчас с этой работой не справится, — произнёс Государь Император Сергей Александрович.

Как всегда, взгляд царя был холодно-непроницаемым. Говорят, что его дед Николай Павлович смотрел примерно так же. Впрочем, старики-придворные рассказывали, что Николай всё-таки время от времени проявлял человеческие эмоции и вёл себя как подлинный отец. Сергея же Первого невозможно было представить ни идущим за гробом безымянного солдата, ни повергающим на колени беснующуюся толпу посреди Сенной. Прекрасный и холодный, устремлённый вечно внутрь себя, он словно сошёл с картины какого-то модного английского декадента. Нет, Николай Львович не роптал, конечно. Кто он был такой, чтобы царя судить?