Руины тигра – обитель феникса - Ами Д. Плат

Ознакомительный фрагментк её горлу – плотно, но так, чтобы не ранить. Свободной рукой принялся расстёгивать на ней доспехи. Ночь почти окутала нас. Девушка смотрела внимательно, не отводила глаз, не пугалась, не смущалась, словно была готова к любому исходу. А вот я покраснел, когда понял, на что это похоже. Сморщился от раздражения и только резче стал сдёргивать латы. Хотел оторвать рукава нижней рубахи, чтоб связать ей руки, но нашёл на поясе верёвку.

– Повернись! Даже не думай артачиться.

Я убрал меч, придавил коленом спину девушки, связал ей руки и рывком поднял на ноги. Украдкой поглядел на её мягкий профиль и щёку, похожую на медовую белую сливу.

– Пойдёшь со мной в лагерь. Там расскажешь всё о своих союзниках, – опомнился я.

– Надеешься подлизаться к папочке?

– Да что ты о нас знаешь?!

Как же злило её заносчивое спокойствие! Будто это я стоял перед ней связанный и безоружный. Способен ли я причинить боль женщине? Я ещё сам не знал ответа на этот вопрос, но одно было совершенно ясно: необходимо выяснить, кто стоит за нападением. Я не мог появиться перед отцом полностью поверженным, без ответов и оправданий.

– Несложно догадаться, что тебе нужна передышка, – насмешливо отозвалась она. – Поесть, поспать. Готова поспорить, ты не найдёшь дорогу назад в темноте.

– Даже в темноте я чувствую, как ты ухмыляешься, – недобро буркнул я, подталкивая её в спину, как мне казалось, в сторону лагеря. – Шагай молча.

Мы потихоньку спустились по склону холма. Ночь, глухая и безлунная, окутывала нас покрывалом шорохов и запахов. Откуда взялся здесь свежий и горький аромат хризантем? Они не цветут по весне. Неужели так пахнет кожа моей пленницы? Я вздрогнул от невольного желания прижаться к ней. Тепло её тела и запах осенних цветов разгоняли пробирающий мороз.

– Откуда ты взялась… Сяоху? – тяжело выдохнул я, не сумев сдержаться.

Слишком устал, чтоб быть грозным, да и живот уже протяжно выл от голода: в последний раз я ел на рассвете. Впереди что-то чернело, будто поле ни с того ни с сего обрывалось в бездну. Задумавшись, я споткнулся о корягу, упал, прокатился вниз по склону и замер на спине.

Пленница стояла спокойно, не пытаясь сбежать или освободить руки. Только её смеющиеся глаза говорили о том, что выгляжу я дурак дураком.

– Зачем ты напала на меня?

– Ты сам свалился.

– Не сейчас. – Мелкая россыпь звёздных бусин холодно мигала надо мной. – Раньше.

– Ты сбежал, я догнала.

– Ещё раньше. – Изо рта поднялось едва заметное облачко пара.

– Не скажу.

– И так понятно, что ты заодно с империей на востоке. – Я наконец сел и опёрся рукой на колено.

Она опустилась рядом.

– Тогда мог и не спрашивать.

– Настоящая заноза.

Похолодало. Ночь принесла другие ароматы, во влажной земле просыпалась новая жизнь. Я поморщился. Полученные днём раны ныли.

– А ты совсем не такой, каким представлялся…

Я нахмурился, но Сяоху продолжила не моргнув и глазом:

– У меня есть еда.

– Хочешь меня отравить? Или прирежешь во сне?

– Я могла бы тебя убить хоть сейчас, но нам обоим нужно остыть и подумать.

Она вынула из-за спины свободную руку и протянула мне смотанную верёвку. Сердце пропустило удар, я вскочил.

– Если хочешь, я пойду с тобой, Ван Гуан… – Она впервые назвала меня по имени, и звучало оно приманчиво. – Но сейчас нужно устроить привал.

Порыв промозглого ветра всколыхнул её чёрные волосы. Сяоху достала из рукава две паровые булочки, бледные, как полная луна, и протянула мне одну. Я осторожно откусил кусочек. Тесто расплылось на языке нежно и сладко.

Мы выбрали место посуше и сели напротив друг друга. От еды меня разморило, Сяоху больше не вызывала во мне ужаса, лишь любопытство. Она не убегала, и я, осмелев, предложил:

– Ложись, посторожу.

Сяоху кивнула и устроилась на пушистой земле, как на мягком топчане, по-детски подложив под щёку ладонь. Тонкое лицо сразу стало беззащитным, нежно-округлым, как у фарфоровой куколки. Она чуть не убила меня, её сообщники разгромили моё войско – и вот злодейка дремлет у моих ног как ни в чём не бывало, словно мы старые друзья. Сяоху не боялась меня ничуть, а вот мне стоило ожидать подвоха. Я разглядывал её, гадал, что ей снится, сам твёрдо решив, что не усну до утра.

Рассвет застал меня врасплох.

Я сонно продрал глаза. Вокруг колыхался молочно-белый туман. Вопреки ожиданиям, я не замёрз, словно укутанный чем-то невесомым и тёплым. Белёсая пелена покрывала всё вокруг, а в нескольких шагах от меня земля и вовсе обрывалась бледной, чуть голубоватой дымкой. У этой кромки присела Сяоху и, зачерпывая горстями матовую жидкость, срывающуюся непослушными каплями, умывалась, впитывала кожей бархат озера.

Я почувствовал, как сухо в горле, и нетвёрдо направился к ней. Меня мучила вина, что не смог совладать с собой и так беспечно уснул рядом с врагом. Но тем не менее Сяоху меня всё ещё не прикончила.

Вода была чистой, свежей, совсем ледяной – пальцы свело от холода. Зато она оживила рот и омертвевший язык, и я наконец сумел заговорить:

– Давно проснулась?

Глаза Сяоху сияли, словно гагаты, мокрые ресницы стали ещё чернее и длиннее. Она наблюдала за мной так внимательно, что я забыл все слова. В конце концов она сжалилась, отвела взгляд – я снова мог дышать. И понял, как безнадёжно пропал.

– Так ты знаешь дорогу к лагерю или нет? – насмешливо улыбнулась девушка.

Пришлось идти вдоль берега в надежде отыскать чей-нибудь дом. Туман рассеивался, обнажая сверкающую гладь озера. Мы увидели маленький причал с привязанной лодчонкой. Деревянные сваи украшала паутина, вся в жемчужинах росы. Вдалеке над горой поднимался дымок.

Если бы не этот живой сигнал, мы бы ни за что не нашли дом, утопленный в склоне горы. Яодун[2] состоял из квадратного двора-ямы и нескольких подземных комнат. Мы с Сяоху прошли подземным коридором, в конце которого нас встретила робкая весенняя зелень и лиловый ковёр крокусов. Рядом с цветами стояла на коленях женщина. Заметив нас, она поднялась. Ханьфу цвета нежной фисташковой мякоти, слишком тонкий для морозного утра, был небрежно запахнут, в вороте выпирали ключицы. Подчёркивая худобу, кожу украшали узоры: размашистые мазки краски от толстой кисти маоби и тонкие линии от гуйби[3].

– Куда путь держите? – спросила хозяйка, пока я бесстыдно любовался орнаментом. Она улыбалась.

– Меня зовут Сяоху, а это сюнди[4], – отозвалась моя удивительная попутчица. – Мы заблудились и проголодались. Нам бы выбраться к ближайшему городу.

– Можете позавтракать у меня и отдохнуть. – Хозяйка махнула рукой в широком рукаве, как вьюрок-зеленушка крылом, и быстро упорхнула в дом.

Мы вошли в кухню. В маленькой комнате пахло густым свиным бульоном и ямсом. Запах был застарелый, въевшийся в пористые стены, вдоль которых шатким нагромождением стояли корзины с желудями, каштанами и грецкими орехами. Из-под потолка сизыми головешками глядели связки вяленой хурмы. Единственный белый мешок ярким пятном присел враскоряку в углу.

На огне кипела каша из местного проса. Хозяйка подняла крышку, облачко пара вырвалось наружу и сразу растаяло в нагретом воздухе. В чан посыпались финики унаби и кругляши сушёного яблока. Землистый аромат пшённой каши смешался с тёплым осенним запахом распаренных сухофруктов.

– Можете расположиться здесь, – кивнула хозяйка, и мы с Сяоху опустились на