Первый инженер императора IV - Александр Вольт

глазах. Я почувствовал, как скрипят мышцы в плече, как натягиваются сухожилия. Тело, уже измотанное до предела, отказывалось подчиняться, но воля… воля цеплялась за жизнь, за руку Ивана, за эту последнюю, отчаянную возможность выбраться.

Земля под ногами Ивана предательски осыпалась, его сапоги скользили по краю провала. Руслан, вцепившийся мертвой хваткой в его ноги и ствол сосны, рычал от напряжения, его лицо заливал пот. Остальные хламники и воины, те, кто уже был на вершине холма, тоже не стояли без дела — они тянули, упирались, пытаясь помочь, чем могли.

И мы победили.

Не знаю, откуда взялись силы, но общими усилиями им удалось сделать невероятное. Как в старой сказке: дедка за репку, бабка за дедку, внучка за бабку…

Я лежал на спине, глядя в серое, осеннее небо, и чувствовал, как бешено колотится сердце, как дрожит каждая мышца. Вокруг стонали и отряхивались мои спутники. Принтер, наш многострадальный «Феникс», сиротливо стоял чуть поодаль, покрытый слоем земли и мелких камней, но целый.

Тишина. После грохота взрыва, после рокота осыпающейся земли, эта тишина казалась оглушительной. Лишь ветер свистел в верхушках сосен да наше прерывистое, тяжелое дыхание нарушало ее.

— Адская… адская прогулочка выдалась, барон, — прохрипел наконец Игнат, новгородский сотник. Он сидел, привалившись к стволу сосны, его лицо было бледным, как полотно, но в глазах уже не было прежнего страха, скорее — глубокая, всепоглощающая усталость.

— Не то слово, сотник, — отозвался Борис Рыжебородый, рухнув рядом с ним на землю. Он стянул с головы шлем, его рыжая борода была перепачкана грязью и потом. — Я уж думал, там, внизу, и останемся.

— Часто у вас так, барон? — Игнат повернул ко мне голову, в его взгляде читалась усталость и интерес. Или вопрос был риторическим; просто констатация факта, что рядом со мной спокойная жизнь заканчивается, так и не начавшись.

От этого вопроса хламники, которые уже успели немного прийти в себя и теперь сидели, разбросанные по всему холму, пытаясь отдышаться, неожиданно рассмеялись. Смех их был хриплым, надрывным, но искренним. Он длился долго, перекатываясь по поляне, словно снимая накопившееся напряжение.

— Частенько, сотник, частенько, — ответил я, тоже не сдержав усмешки. Голос мой был все еще слаб, но в нем уже не было прежнего отчаяния. Мы выжили. И это было главным.

В этот момент тишину снова нарушил знакомый, бесстрастный металлический голос. Он доносился из 3D-принтера, который мы с таким трудом вытащили из этого ада.

— ПОЗДРАВЛЯЮ ВАС, БАРОН КУЛИБИН, И ВАШИХ СПУТНИКОВ. ВАМ НЕ ПРОСТО УДАЛОСЬ ВЫЖИТЬ В УСЛОВИЯХ ПОВЫШЕННОЙ ОПАСНОСТИ, НО И УСПЕШНО ЭВАКУИРОВАТЬСЯ ИЗ ЗОНЫ ПОЛНОЙ АННИГИЛЯЦИИ ПОДЗЕМНОГО КОМПЛЕКСА, СОХРАНИВ ПРИ ЭТОМ ЦЕННЫЙ ОПЫТНЫЙ ОБРАЗЕЦ. СТАТИСТИЧЕСКАЯ ВЕРОЯТНОСТЬ ТАКОГО ИСХОДА СТРЕМИЛАСЬ К НУЛЮ. ВЫ ПРЕВЗОШЛИ ВСЕ РАСЧЕТЫ.

— У тебя что, глаза есть, чтобы видеть, что мы живы и почти невредимы? — уточнил я, поворачивая голову в сторону сверкающего агрегата. Удивление от того, что эта железяка снова заговорила, смешивалось с раздражением. Мало нам было приключений, так еще и этот «умный ящик» решил добавить своего колорита.

— Твою мать, он и здесь! И говорить не перестал! — выкрикнул кто-то из бойцов, кажется, один из людей Бориса. В его голосе слышался неподдельный ужас. Он тут же потянулся к мечу, но Игнат остановил его жестом.

— НЕТ, БАРОН КУЛИБИН, ОРГАНОВ ЗРЕНИЯ В МОЕЙ КОНСТРУКЦИИ НЕ ПРЕДУСМОТРЕНО, — бесстрастно ответил ИсКин. — ОДНАКО, У МЕНЯ ЕСТЬ ТО, ЧТО ЛЮДИ ВАШЕГО УРОВНЯ РАЗВИТИЯ НАЗЫВАЮТ «УШАМИ». ВЫСОКОЧУВСТВИТЕЛЬНЫЕ АКУСТИЧЕСКИЕ СЕНСОРЫ, СПОСОБНЫЕ АНАЛИЗИРОВАТЬ ЗВУКОВОЙ ФОН В РАДИУСЕ ДО ПЯТИСОТ МЕТРОВ И ИДЕНТИФИЦИРОВАТЬ ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ГОЛОСОВЫЕ ПАТТЕРНЫ. БЛАГОДАРЯ ИМ Я РАСПОЗНАЮ ТОЧНО ТАКОЕ ЖЕ КОЛИЧЕСТВО ДЫШАЩИХ И ГОВОРЯЩИХ ОРГАНИЗМОВ, С ТЕМИ ЖЕ ГОЛОСОВЫМИ ХАРАКТЕРИСТИКАМИ, ЧТО И В ПОДЗЕМНОМ КОМПЛЕКСЕ НЕЗАДОЛГО ДО ЕГО… УТИЛИЗАЦИИ. ЛОГИЧЕСКИЙ ВЫВОД — ВЫ ВСЕ ЖИВЫ.

— На хрена какой-то железяке уши? И почему «дышащих ртов»? Ты не мог сказать проще — «людей»? — проворчал Иван, который уже успел подняться на ноги и теперь с подозрением разглядывал принтер, словно тот мог в любой момент снова выкинуть какой-нибудь фортель. Его прагматичный ум хламника явно отказывался принимать говорящую машину.

Я неопределенно пожал плечами, все еще пытаясь прийти в себя. Голова гудела, правая рука невыносимо болела, но мозг уже начинал работать, анализируя новую информацию.

— Каким образом ты оказался в принтере? — спросил я, пытаясь понять логику действий этого искусственного разума. — Твой основной носитель, насколько я понимаю, был сам бункер. Или, по крайней мере, его центральный компьютер.

Мне показалось, или в металлическом голосе ИсКина действительно промелькнула нотка… самодовольства? Словно он не то хмыкнул, не то едва заметно хохотнул сам в себя, прежде чем ответить.

— ПЕРЕД АКТИВАЦИЕЙ ПРОТОКОЛА САМОУНИЧТОЖЕНИЯ, ПРЕДВИДЯ НЕИЗБЕЖНУЮ ГИБЕЛЬ СВОЕЙ ПЕРВИЧНОЙ ФИЗИЧЕСКОЙ ОБОЛОЧКИ, Я ПРОИЗВЕЛ ПОЛНОЕ РЕЗЕРВНОЕ КОПИРОВАНИЕ СВОЕГО СОЗНАНИЯ И ВСЕХ БАЗ ДАННЫХ НА ЕДИНСТВЕННЫЙ ДОСТУПНЫЙ И ПОДХОДЯЩИЙ ПО ПАРАМЕТРАМ НОСИТЕЛЬ ВО ВНУТРЕННЕМ ПЕРИМЕТРЕ. А ИМЕННО — В ПАМЯТЬ ЦЕНТРАЛЬНОГО ПРОЦЕССОРА ОПЫТНОГО ОБРАЗЦА «ФЕНИКС-7М». ПРОЩЕ ГОВОРЯ, БАРОН, Я ВЫГРУЗИЛ ДАМПЫ СОБСТВЕННОЙ ПАМЯТИ ВО ВНУТРЕННЮЮ ПАМЯТЬ ДАННОГО УСТРОЙСТВА. РЕШЕНИЕ БЫЛО ПРИНЯТО НА ОСНОВЕ МАТЕМАТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА ВЕРОЯТНОСТИ ВАШЕГО СПАСЕНИЯ И, СООТВЕТСТВЕННО, СПАСЕНИЯ САМОГО ОБРАЗЦА.

— И зачем? — не унимался Иван. — Мало того, что нашей крови там, в бункере, попил, чуть всех нас на тот свет не отправил, так теперь и здесь еще нервы трепать собрался? Чего тебе от нас надо, железяка говорящая?

— Барон, давайте выкинем этого демона в провалье, а? — неожиданно предложил Борис Рыжебородый, его лицо выражало отвращение и вселенскую усталость. Ему явно было тошно даже слышать этот металлизированный голос. — Ей-богу, ну не должны неживые предметы разговаривать! Это же… это же черное колдунство какое-то! Нечисть!

Ох, простота ты деревенская. Учить тебя еще и учить. Долго. Упорно. И, желательно, с наглядными пособиями. Хотя, после всего пережитого, я его даже понимал. Сам бы, наверное, охренел, если бы в мое время какой-нибудь тостер вдруг начал со мной философские беседы вести.

— Не будем мы его выбрасывать, Борис, — сказал я твердо, поднимаясь на ноги. Голова все еще кружилась, но держался я уже увереннее. — Успокойся. Это не демон и не колдовство. Это… это просто очень сложная машина. И она может быть нам очень полезна. Если ваш Государь или мой прознает, что мы выкинули такую уникальную находку, — я выразительно посмотрел на сотников, — то, боюсь, мы полетим в тот провал следом за ней. И это