Оракул с Уолл-стрит 6 - Алим Онербекович Тыналин

— Сэр, — осторожно начал Эллиотт, — не опасаетесь ли вы реакции конкурентов? Такие агрессивные условия кредитования могут вызвать недовольство крупных банков.

Справедливый вопрос. Chase, Guaranty Trust и другие гиганты Уолл-стрит не будут спокойно наблюдать за эрозией их монополии на выгодных клиентов.

— Томас, мы работаем в сегменте, который их не интересует. Мелкие клиенты, микрокредиты, социальные программы — это не их рынок.

— А если заинтересует?

— Тогда будем конкурировать качеством обслуживания и скоростью принятия решений. У нас есть преимущества, которых нет у гигантов.

В дверь снова постучали. Мисс Картер проводила нового посетителя, пожилого фермера в поношенной, но чистой одежде. Густые седые усы и загорелое лицо выдавали человека, всю жизнь работавшего на земле.

— Мистер Стерлинг, — представился он с достоинством, — Абрахам Миллер, ферма в Лонг-Айленде. Слышал, что вы помогаете честным людям в трудную минуту.

— Присаживайтесь, мистер Миллер. В чем можем помочь?

— Тридцать лет выращиваю овощи для нью-йоркских рынков, — начал фермер, устраиваясь в кресле. — Хорошая земля, налаженное хозяйство, постоянные покупатели. Но после краха цены упали втрое.

Он достал из потертого кошелька сложенную газету с рыночными сводками.

— Картофель продавал по два доллара за мешок, теперь дают семьдесят центов. Морковь с полутора долларов упала до сорока центов. Не покрываются даже расходы на семена.

— А что планируете предпринять?

— Хочу переориентироваться на консервирование, — в голосе фермера зазвучала страсть энтузиаста. — Построить небольшой цех, закупить оборудование. Консервированные овощи хранятся годами, можно продавать зимой по хорошим ценам.

Миллер развернул самодельный чертеж консервного цеха.

— Все просчитал. Нужно четыре тысячи долларов на строительство цеха, еще три тысячи на оборудование и первую партию банок. За год окупится полностью.

Эллиотт изучал чертежи с профессиональным интересом.

— А рынок сбыта?

— Договорился с тремя магазинами в Бруклине, — ответил фермер. — Плюс армейские поставщики интересуются. Солдатам нужны консервы круглый год.

Идея разумная и перспективная. Консервирование растущая отрасль, а у Миллера есть опыт и земля.

— Какое обеспечение предлагаете?

— Ферму целиком, — не колеблясь ответил он. — Сто двадцать акров хорошей земли, дом, амбары, скот. Стоит минимум пятнадцать тысяч долларов.

— Мистер Миллер, — сказал я после короткого размышления, — кредит одобряю. Семь тысяч долларов под девять процентов годовых на два года.

Старый фермер снял шляпу и низко поклонился:

— Господь благословит ваше доброе дело, мистер Стерлинг. Обещаю, что через год принесу первые банки консервов лично.

После ухода фермера Эллиотт подсчитал итоги дня.

— Одобрено кредитов на восемнадцать тысяч долларов. Принято депозитов на двенадцать тысяч. Открыто пятнадцать новых счетов.

— Отличные результаты для банка, который неделю назад балансировал на грани банкротства.

— Сэр, я двадцать лет в банковском деле, но такой энтузиазм клиентов вижу впервые. Люди говорят о нас как о «банке надежды».

«Банк надежды» — красивое определение. Но главное, что оно отражало реальность. В эпоху, когда большинство банков ужесточали условия и отказывали в кредитах, мы предлагали поддержку и веру в будущее.

— Томас, подготовьте отчет о первых итогах новой политики. Хочу представить его совету директоров на следующей неделе.

— Обязательно. А планы на ближайший месяц?

— Расширение программы микрокредитования до пятидесяти тысяч долларов в месяц. Открытие дополнительного офиса в Квинсе. Запуск специальной программы для ветеранов войны.

Эллиотт записывал планы, время от времени задавая уточняющие вопросы. К вечеру у нас была готова подробная стратегия развития банка на следующие полгода.

Покидая офис в сумерках декабрьского дня, я оглянулся на вывеску «Merchants Farmers Bank». Освещенные окна и деловая активность внутри символизировали возрождение после краха. Небольшой банк в Бруклине становился островком стабильности в океане экономического хаоса.

Но важнее всего, что это мой банк, инструмент для реализации масштабных планов по восстановлению американской экономики.

Глава 2

Фабрика надежды

Автомобиль осторожно маневрировал по покрытой снегом дороге к текстильной фабрике в Патерсоне, штат Нью-Джерси.

Декабрьское утро выдалось морозным и ясным, солнце отражалось в заледеневших лужах, превращая промышленный пейзаж в акварельную картину. За окнами автомобиля мелькали заброшенные здания, закрытые магазины с выцветшими табличками, редкие фигуры людей, торопливо идущих по тротуарам.

— Господи, босс, — пробормотал О’Мэлли, глядя на пустынную главную улицу Патерсона, — город выглядит как после чумы. Половина окон заколочена досками.

Я отложил утренние газеты с заголовками о новых банкротствах и посмотрел на улицы, где когда-то кипела жизнь одного из крупнейших текстильных центров Америки. Теперь здесь царила атмосфера запустения: выбитые стекла в заводских корпусах, ржавые заборы, покосившиеся фонарные столбы.

— Патрик, это не конец, а новое начало. Через полгода ты не узнаешь эти места.

Мартинс свернул с главной дороги на грунтовую, ведущую к комплексу фабричных зданий Lorens Textile Manufacturing. Передо мной предстало зрелище, которое могло сломить дух любого предпринимателя: четыре кирпичных корпуса с выбитыми окнами, покрытые сажей трубы, заваленные снегом дворы.

Но я видел не руины, а возможности. Знание будущего подсказывало, что текстильная промышленность не исчезнет, а трансформируется. Новые синтетические волокна, более эффективные методы производства, растущий спрос на готовую одежду, все это ждало нас впереди.

Автомобиль остановился у главного входа в административное здание. Двухэтажная постройка из красного кирпича с арочными окнами и чугунными украшениями выглядела солидно даже в запустении. Над входом висела потускневшая латунная табличка «Lorens Textile Manufacturing Company, Est. 1887».

— Ждите здесь, — сказал я Мартинсу. — Осмотр займет несколько часов.

Мы вышли из теплого салона автомобиля в колючий декабрьский воздух, пахнущий снегом и промышленной копотью.

У входа нас ждал Томас Лоренс, бывший управляющий фабрики, дальний родственник бывшего владельца, которого я попросил показать производственные помещения. Мужчина лет пятидесяти в потертом сером пальто и вязаной шапке, с руками, покрытыми мозолями от многолетней работы с текстильным оборудованием.

— Мистер Стерлинг, — он снял шапку, обнажив редеющие волосы, — добро пожаловать на фабрику. Хотя называть ее фабрикой теперь язык не поворачивается.

Мы прошли через главные ворота во двор, где когда-то стояли груженые хлопком фургоны, а теперь лежали заметенные снегом кучи металлолома. Наши шаги звонко отдавались эхом от кирпичных стен, а дыхание превращалось в белые облачка пара.

— Расскажите о состоянии оборудования, — попросил я, доставая записную книжку в кожаном переплете.

— Ткацкие станки в рабочем состоянии, — Лоренс указал на корпус номер один. — Пятьдесят два станка модели 1925 года. Прядильные машины тоже