Полукровка 1 - Василий Горъ

объем связного текста и перешел в «домашний режим». В смысле, посмотрев на часы, пришел к выводу, что мама, вероятнее всего, уже вернулась из клиники и, вымотанная очередным операционным днем, спокойно дремлет перед голоэкраном, выбрал во всплывшем меню дверного замка нужную строчку и бесшумно скользнул в прихожую. А там потянулся к лямкам рюкзачка с кейко-ги и… застыл: из гостиной тянуло тошнотворной смесью запахов синявки[12], крови, паленого мяса и нечистот! Причем настолько сильно, что меня начало подташнивать. Впрочем, менее чем через секунду сознание привычно перешло в транс и заставило в темпе заблокировать дверной замок в открытом состоянии, осторожно прикрыть створку и скользнуть в голограмму, прикрывающую щель между шкафом и стеной. Ту самую, которую я нашел лет в пять, играя в прятки с человеком, заменившим мне отца.

К домашнему искину подключился за считанные мгновения, убедился, что взломана только внешняя «оболочка», влез во внутреннюю, развернул над коммом крошечную трехмерную картинку с камеры в гостиной, вгляделся в нее и умер. Той частью сознания, которую не «перепрошил» боевой транс: рядом с матовым «зеркалом» ДАС-а[13], подаренного мне дядей на окончание школы, в огромной луже крови сломанной куклой ЛЕЖАЛА МАМА!!! А еще через миг взгляд начал подкидывать информацию для анализа…

Глава 2

5 июня 2469 по ЕГК.

…Мама лежала на спине, бесстыдно раскинув бедра и вытянув правую руку в сторону так, словно пыталась дотянуться до стены. При этом ухоженная, чертовски красивая и восхитительно мягкая ладонь, к которой я в не таком уж и далеком детстве обожал прижиматься щекой, превратилась в культю, лишенную всех пальцев, кроме большого, а остальные были разбросаны вокруг обеденного стола. Отдельными фалангами. Вместе с левой грудью, обрубками ушей, частью носа и «хвостиком», оторванным от головы вместе с кожей. Чуть поодаль обнаружились и орудия пыток — три столовых ножа и металлический прут, один конец которого был изогнут в виде заглавной буквы «А». Последний привлек взгляд аляповатой рукоятью из разноцветного пластика, цветами побежалости, появившимися от нагрева, и угольками из плоти на клейме.

Душа, изорванная в клочья, болела так, что темнело в глазах. Но где-то далеко-далеко. А разум, стараниями дяди Калле превратившийся в аналог искина, продолжал впечатывать в память все, что показывала камера — символ одной из самых отмороженных бандитских группировок, выжженный на левой щеке женщины, посвятившей свою жизнь спасению чужих жизней; сизые изгибы кишечника, вывалившегося из вспоротого живота; кошмарную рану на месте лона; розовые острия берцовых костей, проткнувших кожу на левой голени; раздробленную плюсну правой; выбитые зубы, валяющиеся в окровавленных отпечатках чьей-то обуви, и… особенности внешности убийц. Благо, все трое ублюдков, изнасиловавших и убивших маму, все еще обретались в гостиной!

Само собой, меня тянуло к ним со страшной силой. Но лишь вторым слоем сознания. А первый занимался делом согласно алгоритмам, прописанным в мое подсознание вторым отцом. Поэтому, закончив сбор первичной информации, я изменил режим отображения картинки и посмотрел в ее левый верхний угол.

Как и следовало ожидать, пиктограммы наличия Сети там не оказалось, и я, отрешенно отметив, что «перебить» траффик нашей квартиры могла только армейская «глушилка», подключился к архивам искина. Адресом перекачки данных задал свой комм и на всякий случай заглянул в программу дозвона. Увы, уведомления о возвращении в систему человека, способного решить любую проблему, там не оказалось, и я занялся планированием дальнейших действий. Но уже минуты через полторы-две вернулся в реальность, услышав голос бородатого урода, развалившегося на диване, закинувшего ногу в грязном ботинке на журнальный столик и смолившего сигарету с синявкой:

— Да где же этот мелкий сучонок⁈

— Ты же сам слышал: он в гостях у другана. Этого, как его… а, Синички! — флегматично ответил коротко стриженый здоровяк с неоднократно ломанным носом и шрамом на небритом подбородке. Потом покачался в моем любимом кресле и пожал широченными плечами: — Пацану — семнадцать. Самое время для гулянок…

«Все эти легенды про героев, мужественно хранящих чьи-то там тайны даже под самыми жуткими пытками — гнусная ложь. Сломать можно любого. Причем без химии, программ замещения воспоминаний, гипномодуляторов и прочей дребедени…» — услужливо напомнила память. И на несколько мгновений вернула в далекое прошлое, в котором я, десятилетний пацан, вслушивался в анализ действий главного героя сериала «Агент Зеро» и старательно вдумывался в каждое слово любимого дяди. Ведь незадолго до этого он очень доходчиво объяснил разницу между слепой верой и знанием, тем самым, инициировав очередное радикальное изменение в моем мировоззрении.

Говоря иными словами, в тот день я горел желанием понять все то, что рассказывал действующий офицер службы со страшным названием «ОСО СВР ИР»[14]. Ибо одной моей веры ему было недостаточно, а новый Путь, который он описал, манил новыми чарующими открытиями и воистину сумасшедшими перспективами. Да, едкие комментарии, сопровождавшие практически каждый сюжетный ход сериала, постепенно превращали детское восхищение главным героем во взрослое презрение, но я изо всех сил вжимался плечом в бок мужчины, которого панически боялся даже глава рода Арбеневых, млел от прикосновений пальцев к волосам и улыбался. Несмотря на то, что большая часть объяснений описывала далеко не самые приятные аспекты взаимодействия отдельных представителей человечества:

«Абсолютному большинству достаточно не такой уж и сильной боли — стоит сломать какую-нибудь кость и потереть ее обломки друг об друга, как героизм куда-то испаряется, и это самое абсолютное большинство начинает выбалтывать любые тайны. Но с учетом существования подготовленного меньшинства, способного потрепыхаться, начинать воздействие с банального членовредительства крайне непрофессионально. Так что слушай внимательно и запоминай…»

Воздать сторицей уродам, сломавшим маму, я, к сожалению, не мог. Хотя жаждал этого всем сердцем, обладал нужными навыками и располагал всеми необходимыми возможностями. Поэтому задвинул желание отомстить куда подальше, вбил в одно из «ненужных полей» интерфейса искина простенький пароль и надавил стопой в самый угол пола своего «убежища». Затем влез в одну из ни разу не гражданских программ, сгенерировал правильную картинку своего появления дома, залил ее в нужную директорию и выбрал аж четырнадцатый предустановленный режим «сбоя бытовой техники».

Каюсь, в этот момент до безумия хотелось воспользоваться последним, чтобы создать великолепнейшую возможность пообщаться с гостями по душам несколько часов. Но представив, что сказал бы по этому поводу дядя Калле,