Наследство империи - Наталия Ипатова

— В-в-ваше Величество...

— Что вы, что вы! — замахал руками гость. Облако брызг встало вокруг него. — Все мы частные лица. Меня зовут Кирилл.

На ней красивое длинное платье, похожее на тунику, без рукавов, намокшее там, где его коснулись цветы. Горизонтальные полосы разной ширины переливаются из синих в зеленые, ткань струится, как вода, и ее легко представить себе подхваченной ветром. Только на Нереиде вещь подобного рода столь... природно уместна. Дожить до тридцати семи, пересечь Галактику из конца в конец и обнаружить: краше всех — зиглиндианка. В ней все женщины, встречавшие мужчин на пороге четыре тысячи лет.

У нее нынче длинные волосы — черные, как водоросли, пряди. Взгляд, которым гость окинул жилище, она истолковала неправильно.

— Мемориал в комнате Брюса.

И правда. Ни одной фотографии Рубена в интерьере, где прихотливо расставлена легкая мебель из ротанга, а на кресла брошены терракотового цвета пледы с бегущей по краю квадратной «критской волной». Ясное дело: парень нуждается в героической легенде, а его матери лишний повод к депрессии вовсе ни к чему.

— Я чай приготовлю, — придумала Натали, исчезая в кухне. — Харальд, Брюс, пожалуйста, вы знаете, что делать... К-Кнрилл, прошу вас, устраивайтесь.

Харальд мог бы и предупредить, какого гостя везет. Такого гостя! Еще одно мелкое напоминание, что все здесь принадлежит Эстергази. Включая и саму ее, и сына. Харальд — милейший человек, с его стороны это скорее промах, чем булавочный укол. К тому же свекор выглядит еще более ошеломленной жертвой. Общественная поза, которую избрали Эстергази, — обломки Империи! — насколько она отвечает каждому из них конкретно? Грубо говоря, насколько каждый из них сам по себе — Эстергази? И какой они видят ее роль во всем этом кордебалете?

Столько лет его не было, зачем теперь явился? Нужно что-нибудь? Позвольте, угадаю. Империя? Все, что осталось, включая Брюса?

Взглянуть на мальчишку поближе оказалось болезненно интересно. И похож... и не похож. Верхняя часть лица от матери: глаза карие, при отцовских серых, брови выше, но взгляд при этом более закрытый. Рубен был экстраверт. Ну или умел им казаться. И этот нос — с горбинкой. У Руба прямой. Улыбка... ну, это наследство, как говорится, будем посмотреть. Кирилл не успел выяснить у Натали, до какого момента она рассказывала сыну правду. Он даже не определился, докуда следует рассказать правду ей.

— Мемориал-то покажешь?

Да, вот она, первая улыбка Империи. Ослепило и даже обожгло.

— Ага, пойдемте.

Вот так, а Харальд пускай сидит в гостиной одинокий.

Войдя первым, Брюс смахнул в ящик стола скомканную футболку, дернул за угол покрывало, хоть и криво, но все-таки спрятал под ним мятую постель, весь остальной тарарам прикрыл тщательно отработанной невинной улыбкой. Вроде как — подумаешь!

— Ничего, — сказал Кирилл, — на «Балерине» все то же самое плюс пивные банки. Время от времени я их выбрасываю. Считай — прибрался.

Интересно, с матери станется надрать эту пару ушей?

Комнатка была маленькая, и снимков — всего два, в рамочках для сменных файлов. Рубен перед выпуском, красивый, молодой, двадцатипятилетний, и Тецима IX в боевом развороте, стремительная и изысканная, обтекаемая и светом, и мыслью. Интересные и вполне определенные мысли должно вызывать это соседство у вдовы.

— Вы вместе учились и служили? Мама говорит: отец был лучшим пилотом Галактики. Но это ведь всем детям твердят, нет? Звучит немного занудно в общем контексте.

— О! — Кирилл нашел в углу стул и уселся верхом, сложив руки на спинке и водрузив на них подбородок. Так удобнее. — Не в нашем случае. Рубен был тем, чем казался. Лучшим во всем. Как меня это доставало! Был бы он занудой, было бы проще. Сказал себе: мол, зануда он! — и жизнь заиграла красками. Любила б твоя мать зануду, ха!

— Н-иу, — Брюс посмотрел неуверенно, — посмертный брак... Вы же знаете, как об этом говорят?

Знаю. Посмертный брак. Парень погиб, а дети у него рождаются. Ничего удивительного для просвещенной Галактики, но на чопорной, скованной условностями Зиглинде это делалось с оглядкой, а поиск «матери» иной раз напоминал продажу на сторону секретных материалов. Потом они рассказывали детям, какими героями были их отцы, сгоревшие в небе, как звезды. Ничего удивительного: среда всегда гасит цинизмом романтические порывы, а мальчишка учится в школе.

Они лишили нас не только родины. Они посягают на нашу славу.

— Они летали в одной эскадрилье, — осторожно ответил Кирилл. — Их любовь была... легендой авианосца! Весь, до единого человека, «Фреки» знал, что твоя мать будет только с ним, и ни с кем больше. Что за черт, да я сам просил ее принять ключ от ячейки! Никакого преувеличения в ее словах нет. Я видел, как он воюет. Немыслимо... для человека.

Кирилл незаметно перевел дух. С Эстергази причитается. Мальчишка, впрочем, выглядел довольным, будто оказался против всего мира прав. Рубен, вспомнилось Кириллу, в таких случаях больше полагался на кулаки.

Ну и дальше что? Какими сказочками пацана кормить? Мол, жил-был хоббит, и был у хоббита грузовик, и промышлял хоббит космической контрабандой?..

— Во что рубишься? — спросил он, глядя на сиротливо мигающую заставку домашнего терминала. — И каковы успехи?

Брюс нервно оглянулся на монитор, шевельнул манипулятор, и понеслись по экрану золоченые колесницы, и огромные кони беззвучно ударяли копытами во вздрагивающий бубен земли. Высокие гребни венчали шлемы воинов, бронза мечей билась о бронзу щитов. На экране трехмерный мультик, в точности как на флотском тренажере, но в шлеме ВР, да еще с музыкой, взрывающейся в голове... Я знаю, сколько надо децибел, чтобы полностью погасить скучную реальность, ежедневно даваемую в ощущениях.

— «Гомериада»? Какая версия?

— Да уж последняя. Квест за Одиссея я еще в прошлом году одолел, а вот осада — это, простите, не для малых детей. Полночи не спал, но сделал великое дело: пожег корабли. Э-э... мать вообще-то не в курсе.

— Сроду никого не сливал, — буркнул Кирилл, притворяясь уязвленным. — Эта версия с богами или как?

— Богов можно включить. Да от них геморрой один. Они, конечно, помогают, но... врагу они помогают тоже, а пакостят... немыслимо! Да тут и без богов зарез. Я на Аяксе застрял. Камнями кидается, а у меня только меч против него. Хуже Барлога. Чего с ним делать-то?

— Не знаю. Обходить по возможности, наверное. Я за Ахилла играл. Гектор — выбор... бесперспективный.

— А вот не скажите. У Гектора больше индивидуальных схваток, он же там в каждом боевом эпизоде. Ахейских героев вон сколько, крутизна их растет, уделывать их по одному всяко веселее, чем отмахивать в толпе налево улицу, направо — переулочек. Я всегда подозревал, что система подыгрывает ахейцам. Аякс еще ничего, он прикольный. А фига ли Ахилл? Неуязвимый герой — не герой.