Гений МАЗа - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

— Дорога длинная. Трави.

— Конечно, я самый обычный земной парень, рождённый в Орловской области России в 1950 году в семье военного. Но в параллельной реальности, где дожил до старости, затем сумел вернуться в молодость. Правда, в улучшенную реальность. Встретил тебя, что само по себе делает этот мир в тысячи раз лучше любого другого, где тебя нет или ты с другим. Жизненный опыт старика иногда прорывается, он погоды не делает. В целом я — тот же самый Серёжа Брунов, свой в доску и простой как монета в 15 копеек. Твой Серёжа. И намерен дожить до старости во второй раз, теперь в компании с тобой.

Ненаучную фантастику ненаглядная пропустила мимо ушей. Уцепилась за самое существенное.

— Звучит так, будто опять делаешь мне предложение. Второй раз после предложения переехать.

— Почти. Я из старорежимной, консервативной семьи. Твою кандидатуру сначала должны рассмотреть, обсудить и одобрить, тогда следующий шаг. Собственно, куда им деться? После этого намерен упасть на колено и озвучить, внутренне содрогаясь. Знаю, как ты ко мне относишься. Но с женщинами никогда ничто не известно заранее и наверняка. Вдруг тебя устраивают свободные отношения, не хочешь брать обязательств? Не зажила травма первого замужества, нужно время? Да мало ли…

— А ты всё же попробуй! — Марина пригрозила пальчиком в красных кожаных перчатках: — Но только не тяни.

Когда указатели сообщили, что до Харькова меньше сотни километров, основательно стемнело. На украинской территории снег падал редко и не столь плотно замёл дорогу, не скрывал огни проплывавших за обочиной городков и деревень. Всё равно, салон «копейки», едва освещённый скупыми лампочками приборной панели, был самым уютным местом на планете, разматывающаяся под колёсами дорога и весь окружающий мир казались иллюзорными.

Осталось только «здесь и сейчас», это было очень здорово.

В Харькове оборотень-Марина накинула обличье, обычно используемое Аллой для служебных целей, чтоб не смущать пришедших в суд за иллюзией правосудия. Наверно, даже несколько переборщила, выбрала уж очень безликое платье, минимум косметики и пластиковую бижутерию, вставила клипсы, я обратил внимание на маскарад только после того, как помог снять ей пальто. В Минске не заметил, увлечённый своими сборами, что в ушах подруги нет золота, иначе предупредил бы: не переусердствуй. После 1991 года подобным образом одевались новорусские бизнес-леди для похода в налоговую инспекцию. Спасибо, что сапоги нормальные, дорогие, не валенки в калошах.

Родителей пролетарский прикид моей спутницы не смутил.

— Сынок совсем взрослым стал! С девушкой приехал! Одобряю-с.

Папа уже успел проводить старый год и был навеселе, но пристоен и приличен.

Сестра Машка принялась кричать в спину матери, повисшей на мне:

— Отпусти Серёжку и пошли к столу!

Оказывается, по поводу столь торжественного случая как мой визит мама запретила трогать селёдку под шубой, заливные языки и прочие вкусности, чтоб стояли на столе девственно-нетронутые, позволила лишь поклевать салат-оливье, не поместившийся в блюдечко размером с таз, да излишки мясной нарезки. Ждать им пришлось долго. Мало того, что ехали медленно по скользоте и в темноте, на въезде в Харьков ко мне прицепился одинокий мент, обрадованный редкой добыче, он даже таблетки пересчитал в аптечке, давая мне время сообразить: всего 5 рублей, соколик, и езжай с богом отмечать Новый год! Но, по понятным причинам, моя нелюбовь к милиции возросла и перехлестнулась через неприязнь к ОБХСС, распространившись шире. Я зажал пятёрку ГАИшнику, препирался с ним лишние 10 минут, пока вдали не показались фары сразу двух легковушек. Рыцарь дорог швырнул мне права и помчался к ним наперерез, размахивая жезлом.

Но это уже кануло в прошлое. Наш мир переместился из салона «жигулей» в жаркую квартиру с завешенными шторами и единственным окном во внешнюю среду в виде чёрно-белого экрана, именуемого почему-то голубым.

— Маша, а почему ты со студентами не отмечаешь? — спросила Марина. — Мы, старики, разве тебе интересны?

Та кинула красноречивого косяка в сторону мамы, безошибочно толкуемого «кто же меня отпустит», после чего беззастенчиво соврала:

— Хотела посмотреть, кого Серёга привезёт. Раньше у него с девушками было мимо кассы.

Я, начавший поглощать «мимозу», едва не поперхнулся от такой антирекламы.

— Ну и как? Надо понимать, он уже привозил к родителям на смотрины менее удачные экземпляры? — под столом Марина слегка толкнула меня коленкой.

— Нет-нет, Мариночка, — мама даже руками замахала. — Одну только фотографию показывал. Та мне совсем не понравилась. Шалава какая-то.

— Она со своей матерью ушла в монастырь. Тебе предстоит быть скромнее монашки.

Другая фыркнула бы. Моя скромно потупилась:

— Как скажешь, милый.

Выпили за уходящий, папа — водочки, остальные — крымского винца. Выдержали мамину атаку с попыткой навалить каждому в тарелку по килограмму с каждого блюда, а блюд много, и это только холодные закуски, горячее и торт впереди.

— Ну, сынок, расскажи про будущую невестку!

Папа опережал события, но поддатому простительно. Я не удержался от колкости.

— Жаль, что ты с мамой мало разговариваешь. Ей по телефону подробно рассказал.

— Чего же не повторить… Про хорошего человека?

Он снова налил, мама убрала бутылку водки на противоположный край стола.

— Про Марину Францевну могу рассказывать бесконечно и с гордостью. Из семьи военного, папа — отставной полковник.

— В каких войсках служил?

— В чернильных, — ответила моя. — Военный прокурор.

— Марина окончила юридический факультет с отличием, работает адвокатом в Заводской юридической консультации, по отдельному договору обслуживает наш автозавод, собственно, на работе и познакомились. Вся соткана из сплошных достоинств, в отличие от меня. Недостаток у неё только один, исправимый, она не умеет водить машину, по весне возьмусь, получит права.

— А то вокруг Серёжи симпатичные гонщицы крутятся, — подыграла мне.

— Да, Марина! — папа подпустил вещательного тона в голос. — Женщина с правами — это очень удобно. Выпил, а она домой отвезёт. Жаль, вот моя…

— Попроси сына. Найдёт тебе вместо меня симпатичную гонщицу, — съязвила мама. — Только осилишь ли?

Я сказал ей по телефону, что Марина разведена, вызвав тревожное «ох», успокоил, что детей нет. Не говорил, что курит, по маминым меркам это уже 100%-ный признак «шалавы». Перед входом в подъезд подруга торопливо высосала одну сигарету и обещала терпеть сколько нужно, из-за стола ни разу не вставала подымить.

— Осилю ещё что угодно