Как выжить в НФ-вселенной - Ю Чарльз

Я вылезаю из машины времени.

Мне живо вспоминается бесплатный номер службы точного времени, на который я часто звонил в детстве. Я набирал его снова и снова, стараясь выставить свои часы минута в минуту, секунда в секунду, но, вообще, думаю, мне просто нравилось слышать в трубке записанный женский голос, который так четко и ясно, практически по слогам произносил: «Те-ку-ще-е время один-над-цать часов сорок семь минут ноль се-кунд».

Могу ли я изменить прошлое? Нет. Да и как? У того, другого я, пистолет, и ему страшно. Его можно понять. Я помню себя на его месте какое-то время назад — миг назад, я знаю, каково смотреть на свое будущее, странное, непонятное, непостижимое даже тогда, когда выглядит именно так, как ты предполагал — а может быть, это-то и пугает больше всего.

Палец, лежащий на курке, чуть-чуть подвигается назад. Как мне заставить себя измениться, перестать испытывать страх перед собой самим, перестать бояться всего и вся?

Мы стоим друг напротив друга, один и тот же человек по разные стороны одного мгновения. Мы смотрим друг на друга с одним и тем же смешанным выражением интереса к самому себе и отвращения перед самим собой, с тем неизменным в своей изменчивости вниманием, густой субстанцией, что вечно побулькивает в сточных трубах нашего самосознания, безостановочно циркулирует в глубинах разума внутренним монологом, начатым мною, едва я научился говорить и даже раньше — с первой моей мысли потянулась эта бесконечная история, рассказываемая самому себе, еще с колыбели, еще с пеленок, лепет, иногда вслух, иногда нет, обо всем происходящем со мной. Ее ритм многократно возрастал в детские годы, в отрочестве она стала историей боли и тягостных переживаний, но десятилетиями она не прерывалась ни на миг и продолжается по сей день, вплоть до текущего момента, и будет длиться, и длиться, и длиться, пока не оборвется вдруг с моей смертью, а это может случиться вот-вот — палец у другого меня так и пляшет на курке. Общаясь с собой с глазу на глаз, рассказывая себе свою собственную историю, пытаясь что-то из нее понять, человек всегда в итоге оказывается перед элементарным выбором — да или нет, рискнуть или не высовываться, прыгнуть или не прыгнуть в пролом, в брешь последующего момента. В конце концов, это вопрос выживания. Друг или враг перед тобой, противник или союзник, вот что всегда важнее всего, да только здесь оба — один и тот же человек, оба — это я. Никого больше здесь нет, я наедине с самим собой, и, значит, ответ может быть только один: передо мной враг. Худший мой враг — я сам. Я знаю, что у него сейчас в голове: профессиональная подготовка говорит ему: «Беги!», инстинкт кричит: «Убей!», а разум отчаянно пытается заставить его взять себя в руки и разобраться, черт побери, во всем этом безумии. Я вижу, как он смотрит на меня, вижу застывший в его глазах вопрос: «Кто он? Что ему нужно?» Он смотрит на меня так, как я, когда был им, смотрел на будущего себя. Смотрит с тем невольным содроганием, с тем пронзительным, до мурашек, ужасом, какой бывает, только когда по-настоящему узнаешь себя, предстаешь перед собой самим и противостоишь самому себе, когда стоишь перед реальной перспективой самоуничтожения. Он смотрит, но не видит, и только в преодолении разрыва между первым и вторым — мой единственный шанс, только на этом поле я могу попытаться изменить то, что изменить невозможно. Его глаза уже устремлены на меня, и, значит, менять нужно не то, что перед ним, не направление взгляда, а направление мыслей, не явление, а восприятие. Не то, что я вижу, а то, как я это вижу. Я должен заставить его увидеть то, на что он смотрит, увидеть меня, себя, нас обоих, увидеть то, что вижу я — и он тоже. Если бы только оба мы могли увидеть себя глазами другого, а не только своими, наши взгляды, взгляд из прошлого и взгляд из будущего, слились бы в один, направленный в настоящее, мы разглядели бы, как оно разделяет нас, два зеркальных отражения по разные стороны оси времени. Если бы мы могли смотреть не только вперед-назад вдоль этой оси, но и взглянуть со стороны на нее саму, заглянуть внутрь черного ящика «Теперь», если бы мне удалось показать его другому я, он понял бы, узнал бы то, что знаю и понимаю я сейчас — необязательно, чтобы все и всегда шло так, как надо, чаще всего так просто не бывает. Он узнал бы то, что знаю я, а я получил бы то, что есть у него — свободу воли, свободу действий, возможность сделать что-то по-другому, изменить решение, не побояться войти в следующий миг бытия. Возможность принять то, что я отказывался принять бесчисленное число раз, снова и снова загоняя себя в петлю. Возможность двинуться дальше. В общем, все это было бы здорово и жизнеутверждающе, хотя и не очень понятно, вот только проблема остается в том, что я как полный придурок застрелил себя в первый раз, а значит, застрелю и в любой другой. Другими словами, сейчас он пальнет, а я и поделать ничего не могу, потому что и тогда ничего не мог с собой поделать.