Путин победитель Америки - Олег Павлович Рыбаченко

Как она бродила босиком по каменистым дорогам Европы, пройдя от Копенгагена до Парижа. Побывав заодно и в Берлине, и в Вене.

Дочь палача считалась из зажиточной семьи и обычно носила обувь, как это принято у не бедных Парижских семей. И её девичья подошва не имела привычки к камням, гальке, каменистой французской дороге. Но девушка, разбив ноги в кровь, проявляла мужество и не жаловалась. Герда на привале целовала её ножки в окровавленные ступни, и боль стихала, дочь палача засыпала.

Сама Герда была очень благодарна ей за спасение.

Постепенно её ноги заживали и покрывались твердой коркой. Дочь палача обносилась и жила подаянием, на Герде тоже остались одни лохмотья. На зиму девушка и девочка перебрались в Италию. Там не бывает морозов, и более менее терпимо. Но их жизнь стала жизнью бродяг. То есть очень тяжелой и голодной. И просвета в этой жизни не виделось. Дочь палача была миловидной, но вовсе не красавицей и совсем исхудала, стала тростиночкой.

Типичная, грязная оборванка.

Глава 18

Суд проходил быстро, без лишних церемоний. Заслушали показания солдат, опросили свидетелей. Вспомнили прежнее дело по убийству Виконта на который Герда не дала показаний. И приговорили как ведьму и двойную убийцу к сжиганию на костре!

Причем палить ее должны медленно по частям!

Герда слушала приговор, молча, а затем упала в обморок. Так для нее казалось, окончилась жизнь.

По залу раздался вздох сочувствия.

Девушку отвели в камеру смертников, и оставили скованной в колодке. Там она должна были провести последние часы жизни.

В одиночке девушка была лишена даже того утешения, что было в словах сочувствия сокамерниц.

Но вот явилась дочь палача. Она была в скромном сереньком платье и принесла большую корзину с яблоками. Сочувственно посмотрела на изученную Герду и сказала:

— Хочешь спастись от казни?

Девушка кивнула, стриженой головой. И дочь палача ответила:

— Вот одно из этих яблочек молодильное! — Она указала плод отличающийся необычайной яркостью и сочностью, словно крупный рубин. — Съешь его и снова станешь маленькой девочкой. Я вынесу тебя из корзинки, и мы убежим из этого царства.

Появился такой шанс!

Герда устало кивнула. С трудом, большая часть зубов была выбита в результате пыток, сжевала яблоко. И действительно стала уменьшаться, став на вид девочкой лет шести-семи. Ее руки, ножки и голова, легко вышли из колодок. Дочь палача спрятала Герду в корзину и вынесла из камеры. Она спешила покинуть Шатле, пока пленницы не хватились. И девушка, сбежала с поклажей.

Большая жертва с ее стороны.

Дочь палача отправилась с Гердой в путь, на юг Франции, рассчитывая там затеряться. Она шла в кожаных башмаках, Герда босиком топала рядом с ней. Но потом от каменистой дороги у девушки развалилась обувь и она с трудом ступала окровавленными ногами. Герде было немного легче, так она изначально имела огрубевшие подошвы, видно, несмотря на сильное омоложение тело девочки хранило воспоминания о по прошедших испытаниях.

Как она бродила босиком по каменистым дорогам Европы, пройдя от Копенгагена до Парижа. Побывав заодно и в Берлине, и в Вене.

Дочь палача считалась из зажиточной семьи и обычно носила обувь, как это принято у не бедных Парижских семей. И её девичья подошва не имела привычки к камням, гальке, каменистой французской дороге. Но девушка, разбив ноги в кровь, проявляла мужество и не жаловалась. Герда на привале целовала её ножки в окровавленные ступни, и боль стихала, дочь палача засыпала.

Сама Герда была очень благодарна ей за спасение.

Постепенно её ноги заживали и покрывались твердой коркой. Дочь палача обносилась и жила подаянием, на Герде тоже остались одни лохмотья. На зиму девушка и девочка перебрались в Италию. Там не бывает морозов, и более менее терпимо. Но их жизнь стала жизнью бродяг. То есть очень тяжелой и голодной. И просвета в этой жизни не виделось. Дочь палача была миловидной, но вовсе не красавицей и совсем исхудала, стала тростиночкой.

Типичная, грязная оборванка.

А вот Герда подрастая, стала очень красивой девочкой, и её красота с каждым годом расцветала. И вот её заметил один из знатных мальчиков и приказал взять босоногую с волосами белее снега нищенку себе в услужение.

Но это уже другая история. Герда тут вдруг ощутил в себе вдохновение и набросала стихотворение;

Герда Кая искала босая,

По сугробам суровым брела…

Ведь душа у нее золотая,

Как снежок лучезарный бела!

Отыскать жениха не сумела,

И попала к фашистам в полон…

Ох, несчастная девочка Герда,

Какого же терпеть столь позор!

Палачи приготовили дыбу,

Разложив под ногами костер…

Жарят девочку, словно как рыбу,

Но знай духом она как орел!

И терпела большие страданья,

Истязаний и пыток не счесть…

Обложили несчастную данью,

Чтоб заставить девчонку реветь!

Ноги босые пламенем лижут,

Плеткой девушку яростно бьют!

Здесь под куполом в строгом Париже,

На костер Герду в робе ведут!

Пытки жесткие девочка терпит,

И смеется в лицо палачам…

Нет, она не попросит о смерти-

Испытание ей по плечам!

Может выдержать пытки лихие,

Ты в терпении ведь идеал…

Родилась наша Герда в России,

Православие сердцем приняв!

Хоть ломают ей кости клещами,

Острием колют белую грудь…

И босыми на уголь ногами,

Ставят Герду, так боль — не вздохнуть!

На костер гордо сходит девчонка,

Хоть лицо все в крови, синяках…

Рассмеялась от радость звонко,

Хоть и руки и ноги в цепях!

И казалось, нету спасенья,

Палача лапа палит костер…

Попросила у Бога прощенья-

Хоть огонь языки к ней простер!

Лижет тело неистово пламя,

И Герда стонет от боли, кричит…

Но в душе все равно реет знамя,

И на сердце редут-монолит!

Будет памятник девочке света,

И Россия свою вспомнит дочь…

Герда смелая будет воспета,

Станет день и развеется ночь!

Тут Герда и в самом деле, проснулась, ударившись головой о гусеницу. В досаде проревела:

— О Боже! Что за бред я соснила! И я вовсе не родилась в России!

Магда, которая уже не спала, ответила:

— А мне тоже кошмары сняться! Будто меня бросили в котел, а под него черти дрова подкидывают… — Блондинка с золотистым оттенком волос тяжело вздохнула и заметила. — Может, эта Кола влияет?

Герда отрицательно мотнула головой:

— Нет! Это мы слишком много народа замочили, вот нас совесть и мучает! На деле не следует быть такими уж