Механист - Вадим Вознесенский

— Ты вне их полей, — шепчет, — тебя нет для них, ты им неподвластен. Держись.

А чего держаться, ведь талисман — это механизм. Бездушный и безотказный. Даже загнись Вик там, на недавнем пожарище, контур продолжал бы работать в заданном диапазоне частот, пока тело механиста оставалось теплым.

Старьевщик покровительственно улыбается — держусь.

Венди пытается улыбнуться в ответ — получается не очень.

Гоньба? Где-то недалеко. Или нет? Вика наполняет злоба. Где? Он смотрит на лес, на горы, на реку. Солнце закрывает первая туча. Пейзаж уже не так очарователен. Наскальные охотники теперь не танцуют — хищно бросаются на затравленную добычу. Загнанную в угол. В угол?

Вик присматривается к рисунку. Древние ведь ничего не делали просто так? Вся их жизнь была наполнена смыслом, каждое действие в любой момент времени подчинялось несовместимому с праздным существованием стремлению выжить. Писаницы не плод вдохновения и не проба кисти, как бы коряво ни выглядели угловатые фигуры. Нарисовать трудоемкую картину на вертикальной десятиметровой стене и измарать детскими каракулями клочок бумаги — не одно и то же. Для первого нужна четкая, целесообразная причина.

Бесплодны попытки современных исследователей рассчитать примитивную волошбу древних — та магия была еще слишком животной для цивилизованного понимания. Но что всегда отличало человека от зверя и что способен увидеть механист в красноватых линиях на сером камне?

Зерно рационального.

И не важно, кто несколько тысяч лет назад жил в пещере напротив гигантской писаницы — искусный шаман или великий охотник. Важно то, что в те первобытные времена люди еще не разделяли магию и логику. Вик это видит.

Острая вершина — ориентир. Спираль заходящего солнца — указатель сторон света. Схематические зигзаги гор. Волнистая линия реки. Каньон с отвесными стенами — труба, как здесь называют. Тупик с клинообразным входом и узкой горловиной. При всей непропорциональности элементов — карта местности, план-схема оптимальной расстановки загонщиков и стрелков на стенах природной ловушки.

— Ау! — Венедис легко толкнула Старьевщика в грудь. — Чего вцепился?

Вик так увлекся созерцанием древней тактической карты, что не заметил, как ослабело, а потом вовсе сошло на нет внешнее давление. Девчонка теперь выглядела хоть и уставшей, но вполне боеспособной. Механист задержал руки на талии спутницы секундой дольше положенного и заглянул в глаза — нарочито-недоумевающе. Встретив во взгляде зарождающуюся злость, резко отпустил, словно обжегшись:

— Ой!

— А могла и коленом, — прокомментировала девушка, расправляя куртку.

Это точно — могла, и, вспоминая последствия стычки с местными в «Гостином углу», мало бы не показалось. Вик улыбнулся — поосторожнее надо с такими заигрываниями. Вот только навряд ли получится — лишний адреналин в крови всегда побуждает к рискованным поступкам.

— Это Гоньба? — уточнил Старьевщик само собой разумеющееся.

— Они. — Венедис развернулась и направилась в пещеру.

Следовало отдать должное — девчонка не совершала лишних телодвижений, не проявляла видимого беспокойства. Хотелось надеяться, что чай выкипел не весь, — в горле основательно пересохло, а ощущение времени несколько сбилось. Вик по-быстрому сгонял в кусты и, когда вернулся, обнаружил вещи почти собранными, костер потушенным, а Венедис — готовой выдвигаться. Кружки с отваром остывали на прохладной земле.

Механист подхватил свою и, обжигаясь, сделал несколько глотков.

— Не спеши так, — посоветовала девушка, — ошпаришь глотку — я с тобой нянчиться не буду.

— Хоть желудок горячим обдурю, — скривился Вик. Напиток на вкус был противный и потому, наверное, невероятно полезный для организма. — А что, торопиться нам некуда?

— Можно и на ходу попить.

То есть дожидаться этих самых ищеек Венедис не собиралась.

— Бежим? — поинтересовался Старьевщик.

— Отступаем. Они нас не видят. Запитались от какой-нибудь иппокрены и сканируют на удачу. Я не сопротивлялась — себя не проявляла. А ты для них и так пустышка.

Механист кивнул — вот отчего девчонка последнее время воздерживается от активной ментальной деятельности. Любое сакральное построение порождает всплеск. Если знаешь маску, особенности, то при должном умении можно идентифицировать источник и даже теоретически воздействовать на него. Видимо, о способностях ищеек Венди была очень высокого мнения.

— Да сколько можно бегать?

Девушка глянула на Старьевщика как на дурака. Обычного, не карточного.

— Сколько нужно — оторвемся.

— А тебе не кажется, что нас пытаются загнать в какую-нибудь ловушку?

Мысль показалась разумной — даже если преследователи не имели представления о писанице, сам процесс массовой травли дичи должен был оставить на местности соответствующий отпечаток. Древний след на месте большой охоты — ищейки Гоньбы вполне могли ориентироваться на отголоски доисторической магии.

— Возможно. В любом случае они уверены, что наше направление — юг. А мы… — Вик напрягся в ожидании гениального плана, — пойдем на запад.

— На пустой желудок?!

С ума сойти. Выдвигаться на перевал без припасов, снаряжения и возможности пользоваться способностями Венедис представлялось отчаянным идиотизмом.

Вику уже случалось уходить от погони налегке — когда убили Дрея Палыча, механисту посчастливилось вырваться из оцепления в одних портах и с ножом на поясе. Так и бежал через половину многолюдного Ишимского каганата, ночуя среди париев, голой кожей ощущая, как наступают на пятки ханские оперативники. Затеряться в сообществе бродяг оказалось эффективным решением — в свою среду подзаборники чужаков впускали легко, по неписаным канонам добытый скорбный харч делили на всех присутствующих, а из-за вечной круговерти лиц и постоянно одурманенного наркотиками и алкоголем состояния не выделяли и не запоминали случайных гостей. Даже на подсознании — это мешало потом дознатчикам определить перемещения беглеца.

Старьевщик не высовывался, не лез ни к кому с расспросами, сам не распространялся. Был тенью, как и большинство окружающих. Он с удивлением узнал тогда, что многие из отверженного общества скатились до такого состояния после установки ментограммы. В кругу бродяг к ментовкам относились, мягко говоря, нелестно и глушили занозу в сознании любыми доступными средствами, не брезгуя даже самыми зловещими препаратами. Вик, к слову, с этим делом не рисковал, а там не навязывали: да — да, нет — нет. Безумия в глазах хватало, чтобы механиста и так принимали за своего. Но цель у него была иная — не забыться, а выжить.

Для успеха нужно было только принять образ провонявшего нечистотами изгоя и не задерживаться долго на одном месте. Давалось это с трудом, и несколько раз его чуть было не поймали. Даже вспоминать не хотелось, через что довелось пройти.