Фантастика 2025-58 - Евгения Букреева

играли в открытую, ничего не скрывая, потому что — а что тут скрывать? Руфимов действительно без операции умрёт, и да, на сегодняшний день, с переходом на рельсы атомной энергетики, он практически незаменим, других равноценных Марату специалистов они ещё не вырастили. Та история с Васильевым, которую Павел успел рассказать до начала сегодняшних переговоров, иллюстрировала это как нельзя лучше. Но вся беда была в том, что Ставицкий, казалось, реально не понимал всей угрозы ситуации. Он не боялся, и, как его убедить, Борис не знал.

Переговоры в очередной раз зашли в тупик. Литвинов испугался, что сейчас Ставицкий просто выйдет из эфира, обрубив связь, как он это всегда и делал, демонстрируя напоследок свою власть, но он просто замолчал, и вдруг Борису почудилось, что там, на том конце провода, кто-то очень тихо говорит. Интересно, кто? Или это помехи на линии? Он прислушался, но трубка опять ожила, и из неё полился мягкий бархатный голос Ставицкого.

— А, впрочем, почему бы мне не сделать вам приятное? Тем более, что сила, как вы сами прекрасно понимаете, на моей стороне. А сильные люди должны быть великодушны. Так что, сегодня в семь вечера у северного входа состоится обмен — доставим вам Бондаренко, а вы нам отдадите Васильева.

— И медиков тоже, — поспешно добавил Борис, удивляясь, почему Ставицкий вдруг изменил своё мнение, но безошибочно интуитивно почуяв, что надо додавливать по максимуму. — Медиков, операционную и медикаменты по списку.

Снова молчание. Нет, теперь Борис точно слышал — Ставицкий был не один, кто-то давал ему советы, и кем бы ни был этот советчик, Серёжа его слушался. Всё это совсем не нравилось Борису, потому что он понимал, что неспроста Ставицкий вдруг пошёл на попятную.

— Хорошо, будет вам всё. Считайте это жестом моей доброй воли. А теперь, извините, у меня очень много дел, я и так слишком много потратил на вас своего времени. Всего хорошего.

Связь отключилась. Павел с удивлением посмотрел на Литвинова, наконец-то выпуская из рук трубку.

— Хотел бы я, чёрт побери, знать, что это было, — пробормотал Борис.

— Думаешь, он что-то затевает? Что именно? Собирается пойти на штурм?

— Чёрт его знает, Паша. Не понимаю. Но он там был не один. Ты же тоже это слышал? Кто-то заставил его переменить решение — не собирался он нам ничего давать. А потом вдруг — раз и всё сдал, практически без боя. Странно…

— Надо поговорить с Алёхиным. К семи максимально усилить всю охрану. Не исключено, что они могут полезть с другого входа, пока мы совершаем обмен на северном. Поговоришь?

— Поговорю, — кивнул Борис. Он снова и снова прокручивал про себя разговор, пытаясь понять, после какой именно фразы Ставицкий и этот таинственный его советник поменяли мнение. Что они задумали? — Не волнуйся, Паша, подготовлю всё в лучшем виде. До семи времени полно. Ты иди, работай свою важную работу. Кстати, ты уже позавтракал?

— Не успел, — отмахнулся Павел.

— Вот и я не успел, дела у меня с утра были, — Борис опять непроизвольно прикоснулся к щеке. — Пошли перекусим по-быстрому, что ли? У нас сегодня с тобой, Паша, чертовски трудный день. Хотя, когда у нас эти дни были лёгкими?

— Ну, пойдём. Если по-быстрому, — согласился Павел.

* * *

— Поедим тут, в общем зале, времени у меня мало, — решительно заявил Савельев, когда они вошли в столовую, и направился к окошку раздачи еды.

— Эх, Паша, твоя демократичность тебя погубит, — проворчал Борис, следуя за другом. — Я понимаю, как совесть нации и нравственный ориентир ты должен быть ближе к народу…

— Заткнись уже, — беззлобно посоветовал Савельев. — Лучше подумай, как нам этот обмен вечером организовать, чтобы получилось без сюрпризов. С Васильевым я сам переговорю, остальное возьми на себя — военные, охрана, получение оборудования. Медики прибудут — надо им подготовить комнаты.

— Ты, Паша, не учи учёного. Соображу как-нибудь, — буркнул Борис.

Они уже подошли к раздаче, и симпатичная кудрявая девушка, стрельнув в Бориса глазами и тут же засияв кокетливой улыбкой, выставила перед ними две тарелки с ароматной пшённой кашей.

Литвинов привычно расплылся в ответной улыбке. Девушка эта, когда стояла на раздаче, всегда строила ему глазки, и в другое время он бы… Девушка была хороша, особенно полный, даже на вид упругий бюст, пуговицы на белом халатике с трудом удерживали в себе это великолепие. А может, чёрт с ней, с бешеной Пашкиной сестрицей, эта вот явно на всё готова, бери её голыми руками, как эту кралю зовут — Оленька, Леночка? — Борис никак не мог вспомнить.

— Я вам побольше масла положила, Борис Андреевич, — доверительно сообщила то ли Оленька, то ли Леночка, а может и Катенька, кто ж их упомнит.

— Спасибо, из ваших прекрасных ручек я готов есть кашу и вовсе без масла, — машинально отреагировал Борис, а Пашка тихо хмыкнул.

Они не успели отойти от раздачи, как к Павлу подскочил какой-то взлохмаченный тип, кажется из инженеров, и быстро о чём-то заговорил. Савельев отставил в сторону свой поднос, сделал знак Борису рукой — иди, я догоню, — и терпеливо уставился на своего собеседника, а Литвинов, напоследок ещё раз с удовольствием оглядев кудрявую раздатчицу и недвусмысленно подмигнув ей, отчего та вспыхнула и притворно потупила глазки, отвернулся и направился вглубь зала.

Людей было уже не очень много, в основном те, кто возвращался с ночной смены, потому свободный столик Борис нашёл без труда и собирался уже усесться за него, как вдруг его взгляд споткнулся на ней, на Марусе. Она сидела одна и торопливо доедала кашу, опустив голову. Первой и, наверно, самой здравой мыслью было — не подходить, ну её к черту, особенно после той, утренней сцены, но эта здравая мысль проскочила и тут же погасла, и ноги сами собой понесли его к тому месту, где сидела Пашкина сестра.

— Приятного аппетита, Марусенька! — Борис поставил поднос на её стол и тут же уселся напротив.

Маруся подняла на него лицо, усыпанное бледными веснушками, нахмурилась. Потом решительно встала из-за стола и начала собирать грязную посуду.

— Ну что же вы убегаете, Маруся? Посидите с нами хотя бы пять минут, позвольте насладиться вашим обществом, — Борю понесло. Он это понимал, но остановиться уже не мог.

— Вам мало, Борис Андреевич? — поинтересовалась Маруся, и в её серых глазах мелькнула издёвка. Но вместе с этой издёвкой — Борис готов был поклясться — было что-то ещё в этом взгляде, заинтересованность, что ли.

— Вашего общества мне всегда будет мало. Готов стерпеть ещё хоть десять пощечин, если это