Душекрад - Александр Зимовец

схватил ее за руку и потащил за собой, не глядя на то, что была она лишь в легком пеньюаре. Больших усилий ей стоило вырваться и натянуть на себя синее форменное платье. В нем она правила сейчас экипажем, с эффектно разметавшимися по плечам растрепанными волосами.

— Какого черта, Брагинский… если я узнаю, что это какая-то шутка, ты у меня на Аляску поедешь, вести дела против пингвинов.

— На Аляске нет пингвинов.

— Вот будешь там сидеть, пока их не найдешь! Я не шучу, ты можешь хоть теперь, когда уже взлетели, объяснить, что произошло, что ты понял⁈

— Это был Пудовский. Все это время. Он воровал артефакты из коллекций. Он же приворовывал их и из музея, специально стал его спонсором, чтобы собрать побольше деталей в одном месте и иметь к ним доступ. Он хочет построить врата на своем заводе и открыть их. Я не знаю, зачем. Но все указывает на это. Но поскольку земля принадлежала князю, тот как-то узнал, или догадался, что там дело нечисто. И Пудовский его убил, чтобы тот не проболтался. Вероятно, с помощью этого Фридриха, я не знаю. А от себя подозрения очень ловко отвел, заставив нас все это время гоняться за призраками и ловить хвост дьявола вместо самого дьявола.

— Погодите, а баронесса? Ее-то за что?

— Баронесса совала нос в дела князя, в том числе, и финансовые. Помните, все началось с того, что мы поймали завербованного ей лакея? Раз так, то она тоже могла о чем-то таком узнать.

— И как вы все это поняли?

— В музее была реконструкция внутренней части врат. Я посмотрел на нее, и она показалась мне знакомой. Я не сразу понял, где видел такую же штуку раньше, а потом до меня дошло: точно такая же стоит на заводе Пудовского. Да, она декорирована, задрапирована, чтобы больше походить на беседку. Но это именно врата, я знаю это. И весь завод выстроен в форме пятиугольника: цеха, бараки, склады, между ними проложены улицы, которые явно складываются в пентаграмму.

— И только-то⁈ Да вы с ума сошли… — она слегка осеклась. — Ты с ума сошел! Только из-за того, что тебе что-то там показалось похожим… Да чорт, даже если это так, мы должны действовать совсем иначе: дать телеграмму в Москву, чтобы вызвали арестный взвод, усиление. Черт, да мы же летим туда одни!

— Я боюсь, что мы опоздаем… Этот шишковидный элемент — смотритель сказал, что он может быть самым последним, прежде, чем врата начнут открываться. Мы не можем терять времени. Ты же княжна: ты не можешь предупредить начальство магически?

— Вовремя же ты спросил! Я только сегодня переключила последний крупный канал на отца, он скоро отбывает на фронт, ему нужна вся сила. У меня остались какие-то крохи. И личный канал на князя Оболенского, шефа Корпуса, но… прости, я не активирую этот канал, пока не пойму, что ты не ошибся. Если я вытащу князя из постели, а потом окажется, что все это ерунда, мне это очень дорого обойдется.

— Если мы не успеем, если подкрепление вовремя не прибудет, это дорого обойдется всем!

— Черт, да почему ты только сейчас… почему ты в своем рапорте ничего не написал про эту беседку⁈

— Но я ведь не знал, что это достойно отражения в рапорте! Ну, беседка. Ну, стеклянная. Ну, улицы в виде звезды… Черт, да если бы я не побывал в музее…

— Нда, — протянула Ермолова, глядя перед собой в черное небо. — Если ты прав, то… черт, отцу я прямо сейчас пошлю весточку, конечно. Но не обещаю, что он сможет даже получить ее вовремя. И подавно не уверена, что сразу прибудет. Нам надо рассчитывать только на себя, так что держись крепче, сейчас я ускорю эту тарантайку!

— Подожди! Ускориться, это здорово, но нам нужно будет еще сесть ненадолго в одном месте. Это по дороге, я примерно знаю, где.

— В каком… Герман, какого черта! Ты меня вытащил из постели, не дал даже заехать в штаб, а теперь… что это за место?

Герман назвал место.

Глаза Ермоловой совсем уже вылезли на лоб.

— Или объясни мне, или я прямо сейчас разворачиваюсь и везу тебя в лечебницу для душевнобольных, — проговорила она.

— Очень долго объяснять, — вздохнул он. — Если хочешь, вези меня в дурдом. Но лучше просто поверь. Нам очень нужно спешить, а я тебе обязательно все объясню. Чуть позже, когда все закончится.

* * *

Экипаж опустился на лужайку прямо перед мраморным крыльцом некогда роскошного господского дома князей Кропоткиных. По всему было видно, что он знавал лучшие времена: крыльцо полуобвалилось, колонны кое-где потрескались, большая часть окон была заколочена досками. Некогда роскошный парк сейчас разросся, превратившись почти что в лес, и на аллеях его, особенно если отойти от дома подальше, наверняка можно было встретить лису или зайца.

Герман взбежал по осыпающимся грязно-белым ступенькам, вошел в парадные сени. Там его встретил старый лакей в мятой рубахе, сидевший на лежанке и читавший какую-то засаленную книгу с оторванной обложкой.

— Вы к барину? — спросил он, беззубо почмоковав губами. — Сейчас… сейчас… я доложу…

— Некогда докладывать, — бросил Герман. — Я прямо так. Государственная необходимость.

Он щелкнул себя по пуговице мундира, и старик испуганно вытаращил близорукие глаза, но возражать не стал.

Герман прошел через анфиладу темных комнат с зашторенными окнами. Князя он нашел сидящим в кресле на колесиках возле окна в гостиной с двумя войлочными диванами и большим книжным шкафом. Князь тоже читал.

Он был стар, но не дряхл. Совершенно седой, но с крупными и сильными руками и цепким взглядом молодых серых глаз. Больше всего он походил на отставного генерала, жаждущего снова в бой.

— Вы пришли меня арестовать? — спросил князь спокойно, взглянув сперва на Германа, потом на покорно шедшую за ним Таню. — Признаться, я давно готов.

— Нет, — ответил Герман. — Я просто пришел забрать ту вещь, которую вам отдал. Меня зовут Герман Брагинский. Вам, должно быть, говорил обо мне наш общий знакомый.

— Быстро же вы, — князь невесело усмехнулся. — Впрочем, я знал, что долго вы не утерпите без нее. А если я вам ее не отдам?

— У меня нет времени, — твердо сказал Герман. — Будут ужасные последствия, если вы ее не отдадите.

На секунду его поразила ужасная мысль: а что если князь уничтожил револьвер? О нем говорили, как о человеке эксцентричном, чуть ли не сумасшедшем.

— А что вы, собственно, собрались с ним делать, молодой человек? — спросил он, и Герман слегка успокоился. Значит, револьвер, все-таки, у него.

— Я… — Герман вдруг с ужасом осознал, что не особо-то и знает, что именно сделает с револьвером. В нем оставалось еще немного заряда, но как именно Герман мог этот заряд применить? Направить снова на себя?.. А чтобы что? Чтобы его дворянская шпага стала на дюйм длиннее? Или чтобы он самопроизвольно выучил еще одно заклинание? А как это вообще работает, он ведь так и не понял.

А еще ведь есть режимы «защ» и «прозр», которые он так и не использовал, но и экспериментировать с ними явно не время. Нужно было сделать нечто простое и надежное, но что?

— Вы не знаете, верно? — князь вздохнул. — Не знаете, но, все-таки прилетели сюда, потому что смутно чувствуете, что Узорешитель вам необходим.

— Узорешитель? — переспросил Герман.

— Да, — князь кивнул и усилием рук пододвинул свое кресло к книжному шкафу. — «Тот, кто разрывает узы». Такое название ему дал Комитет.

— Тот самый Комитет, который погиб в доме Румяновой в полно составе?

— Не в полном. Еще одним членом Комитета был я. Правда, консультативным членом, так сказать. Без права решающего голоса. Так значит, вы чувствуете себя неполноценным без него. Вы поэтому прилетели?

— Какой еще Узорешитель? — спросила Таня. — Вы о чем здесь все вообще⁈ Мне кто-то что-то объяснит⁈

— Батюшка ваш вам все объяснит, Татьяна Владимировна, — князь усмехнулся. — Адресуйте ему этот вопрос как-нибудь на досуге. Полагаю, он будет весьма удивлен, если услышит слово «Узорешитель» из ваших прелестных уст, хе-хе.

— Причем здесь мой отец? Что здесь вообще происходит, Герман… Сергеевич?

— Очень просто, — ответил за открывшего, было, рот, Германа князь. — Перескажу вам вкратце. Перед арестом ваш кавалер отдал мне одну вещь. Ранее с помощью этой вещи он разорвал узы у лакея Вяземского, и с ее же помощью обрел магические способности без крепостных. Слабенькие, но какие есть. Теоретически обладатель этой вещи сможет освободить