Ничего святого – 2 - Дмитрий Дегтярев

каждой из сфер жизни простых подданных. Первым Великим Имамом стал Нимир ан-Нимир, прямой потомок четвертого праведного халифа, двоюродного брата пророка Мухаммада, Али ибн Абу Талиба. Уже после Ясира аль-Хусейна, принесшего Турану независимость от Арабского Халифата, Орден Ассасинов забрал абсолютно всю власть в государстве, как светскую, так и духовную. Управление городами передали верховным кади – что-то вроде исламских епископов, они же осуществляли большинство судебных функций, областями управляли назначенные Верховным Имамом ассасины, а всем государством собственно, сам Имам, обладающий теми же функциями, что и Папа Римский в Католической Империи. Причем, речь ни разу не о метафоре. Верховный Имам также, как и Римский Понтифик, обладал закрепленной на уровне догматов непогрешимостью. И если в формулировке Толедского собора, где был принят догмат относительно папской непогрешимости еще можно найти лазейки, то изданная еще при Нимир ан-Нимире фетва не оставляла никаких прорех – Верховный Имам непогрешим. Абсолютно. Не только относительно вероучительных постановлений, но и в самой своей сущности. То есть, согласно той самой фетве, Верховный Имам свободен от грехов, и еще здесь будучи на грешной земле, является едва ли не прообразом самого Аллаха. Главная же цель ордена Ассасинов, официально декларируемая с самого момента возрождения, не только защита веры на территории Турана, но и уничтожение соседнего Арабского Халифата. Ни разу с момента независимости Турана они не имели дипломатических отношений с соседом. Даже попытки их наладить не имелось. Таким образом, для Халифата Туран являлся куда более злейшим врагом, чем Католическая Империя. И это, не смотря на общность религии. И там, и там, ислам. И там, и там, главной священной книгой является Коран. И там, и там, молятся Аллаху. Но нет – общность совсем не означает единство.

– И что же такого содержится в манускрипте за что ассасины не пожалели сотни золотых? – специальный страж подступил к заключенному на максимально возможное расстояние. Теперь между ними не было и пары сантиметров. Пабло напрягся, в ожидании ответа. Его самого занимал точно такой же вопрос. Что мог содержать в себе манускрипт? Какого рода информацию можно оценить в сотню динаров? За что можно пойти на убийство инквизитора?

– О, – губы Халеда с пузырящейся кровавой пеной раздвинулись в злобной улыбке. – оно стоит куда большего…

– Хочешь со мной поиграть? – голос спецстража опустился на несколько тонов, не предвещая ничего хорошего. Размахнувшись, он с силой зарядил арестанту в живот. Того согнуло пополам, рот раскрылся в рвотном позыве, а глаза едва не вылезли из орбит. – Больно, да? – голос Хамида стал еще тише. Пабло, стоящий в метре с большим трудом различал произносимые слова. – Это лишь раздражители. Ты на них реагируешь. Ничего, привыкнешь. И к боли можно привыкнуть. Ко всему можно привыкнуть. Главное, чтобы был шаблон, понимаешь? Шаблон. Нашему мозгу без него никак. А если шаблон отнять, вот тогда наступает полная жопа. Ты только подумай, хорошо? Включи голову, кретин! – спецстраж постучал костяшками пальцев по вспотевшему лбу заключенного. – Если отнять день, ночь, еду, лишить воды, лишить системы… Самое дикое аль-Кабир, даже если ты понимаешь, что происходит… поверь, оно так и происходит… даже если ты понимаешь, это нихера не дает! Люди думают пытка – это боль… Нет! Это время. Время, когда ты медленно осознаешь, что твоя жизнь закончилась, аль-Кабир. И все, что осталось – ночной кошмар. А у нас с тобой время есть… Его более, чем предостаточно…

Слушая тихий, практически безэмоциональный голос коллеги, Пабло почувствовал, как по спине побежали мурашки. У него, инквизитора почти с тридцатилетним стажем – того, кто сам провел не одну тысячу допросов! Что уж говорить о подвешенном под потолок Халеде Аль-Кабире.

– Я скажу. – тихо и твердо заявил арестант. – Я все скажу.

– Начинай. – спецстраж отступил на шаг назад, становясь на одну линию с инквизитором.

– Всем известна главная цель Ордена Ассасинов: уничтожение Халифата. Они готовы пойти на сделку с самим шайтаном, лишь бы достичь заветной цели. Так вот, можно сказать, манускрипт Саргис Бахира, и есть такая сделка…

– Поясни… – брови Хамида сосредоточенно нахмурились.

Арестант кивнул, мучительно скривив губы. Похоже, не только вдох, но и каждое слово причиняло ему боль.

– Я читал текст манускрипта. Понял не все. Большую часть, но не все. Хотя, и этого предостаточно. Манускрипт – бомба. Причем, ни разу не замедленного действия. Он вполне может уничтожить не только Арабский Халифат, но и весь исламский мир. Вот только, ассасинам на подобную мелочь наплевать. Они…

– Стоп! – Хамид взмахнул рукой, останавливая заключенного, после чего повернулся к инквизитору. – Выйди. – он указал на дверь в дальнем конце помещения.

Пабло не сдвинулся с места. Если на самом важном этапе расследования хотят избавиться от его присутствия, он должен знать причину. Хамид не был дураком, и с первого взгляда понял реакцию напарника:

– Сейчас речь пойдет о вещах, имеющих прямое значение к национальной безопасности. Не смотря на наше сотрудничество, доступ к таким данным тебе никто не давал. Прошу не устраивать сцен, точно избалованная девица и добровольно покинуть допросную.

Пабло усмехнулся и покачал головой.

– Добровольно, говоришь… Есть и другие варианты?

Хамид вернул усмешку, кивком указывая на замерших у двери громил.

– А, ты как думаешь?

Пабло поднял ладони вверх, признавая поражение.

– Ладно. Буду ожидать за дверью.

Бросив последний взгляд на арестанта, который теперь, в свете последних данных, имеющих судя по всему прямое отношение к национальной безопасности Халифата точно не покинет в живом состоянии подземелья, Пабло спокойным неторопливым шагом дошел до железной двери, ведущей из допросной в узкий коридор. Один из громил приложил к электронному считывателю карточку, другой толкнул дверь назад, открывая проход. Секунду поколебавшись, инквизитор шагнул вперед. Другие варианты, кроме как подчиниться законному требованию, не имели положительного финала.

Скрипнув зубами, от металлического лязга захлопнутой прямо перед носом двери, Пабло отошел в сторону и прислонился к холодной каменной стене.

Так, о чем же таком написал Саргис Бахира, что ради этого ассасины предприняли спецоперацию на враждебной территории, пойдя на гигантский риск?

Он должен узнать…

Без вариантов…

Где-то на территории Священной Католической Империи.

Точное местонахождение – секретно.

Время – секретно.

– Иногда мне становится очень страшно, Игнатий… Я не шучу, не преувеличиваю, не пытаюсь сгустить краски. Говорю так, как есть. К примеру, сегодня… Я проснулся посреди ночи. Сначала даже не понял отчего, а потом почувствовал. Почти физически. Почувствовал, как все тело охватывает ужас. Хочешь знать, почему?

Иезекииль и Себастьян медленно шли по широкому коридору с высоким каменным сводом. Инквизитор был здесь впервые. Новая цитадель возродившейся псевдоцеркви, круто сменившей свой ориентир за последние годы. Конечно, «Возрождение Царства» и раньше представляло собой опасность, но теперь… Небо и земля. Горячее и холодное. Мягкое и… – в общем, понятно. Нынешняя секта не имеет столь развитой агентурной сети по Империи, однако по уровню разрушительных замыслов и риторики превзошли даже уничтоженных год назад «Детей Виноградаря».

– Хочу. – вопрос безусловно был риторическим, однако Иезекииль решил прервать затянувшийся монолог. Они гуляли по коридорам каменной цитадели почти полчаса, и все это время Себастьян с вдохновением вещал о гибели всего мира, о мерзости псевдохристиан, о собственной миссии, о малом избранном Божьем стаде в лице «Возрождения Царства», и прочую не слишком информативную чушь.

– Сегодня ночью я понял одну вещь. – с тошнотворным пафосом заявил Себастьян, но тут же себя поправил. – Нет, не так. Бог приоткрыл плотное покрывало, позволяя Своему слуге заглянуть в невидимый нами мир. То, что я увидел потрясло меня до глубины души. – пастор резко остановился, уставившись в арочный проход, за которым виднелась каменная лестница, ведущая на верхний уровень. Постояв с мгновение, Себастьян решительно махнул рукой. – Идем наверх!

Иезекииль не возражал. Ему уже до головокружения приелся полумрак закрытых помещений, разбавляемых лишь слабым свечением электрических факелов. После демонстрации верности положение слегка улучшилось, но не настолько, чтобы ему позволили спокойно разгуливать по цитадели, и уж тем более выходить наружу. Оно понятно.