Лики Богов. Часть I. Война с черным драконом - Тара Роси

косы, она зачерпнула воды, сделала пару глотков. Нежное личико венчали кудрявые короткие прядки, голубые глаза излучали детский задор. Вот так просто говорить с незнакомым человеком, даже не спросив его имени — такое поведение виделось Истру верхом наивности и своей удачей.

Не упуская возможности, юноша спросил:

— Неужто твой род полграда отстроил?

— Отчего же? — округлив глаза, пролепетала девочка. — Все рода, кои способны, делятся добром. Все ж в одном граде живём, всем защита надобна, да сердцу отрадно от красоты да лада. Посему кто площадь торговую вымостит, кто врата укрепит… Вот Батичи с Огнеяровичами да Соколичами отцу моему помогали стены главные возвести, град расширить. Видал новый град*?

— Видал, — кивнул Истр. — Значится, ты во дворце живёшь?

— Не, — улыбнулась девочка, рассматривая тонкую дугу усов и светлую коротенькую бородку гостя. — А тебя как звать-то?

— Богдана! Богдана! — раздался голос няньки.

Девочка выпрямилась, растерянно закрутилась:

— Здесь я, здесь!

Бросившись со всех ног к няньке, Богдана вцепилась в её передник. Хотела познакомить с гостем, но, обернувшись, увидела, что его уже нет. Долго девочка озиралась по сторонам, ища взглядом молодого скомороха, но так и не нашла.

* * *

Мирно шептали густые кроны, удерживая тень гибкими ветвями. Резной терем притаился в глубине сада, смиренно взирая на величие дворца. Старый, но добротный дом располагался на заднем дворе, за могучей спиной каменного великана. Пусть не был он столь обширен и красив, но хранил уют, коий не могли дать мраморные колонны. На крыльце, опершись спиной о поручни, стоял хозяин терема, рассматривая принесённые мастером перстни.

— Таких перстней нет ни у одной красавицы, — уверял мужчина, видя сведённые брови витязя, — второго такого ты нигде не увидишь, Истислав Радимович.

— Ладно, оставь покамест, — кинул Истислав, — с сестрой посоветуюсь… Понимаешь, не хватает в них чего-то.

— В перстне камень надобен под цвет очей невесты, — широко улыбнулся мастер. — Посему я небесные самоцветы поставил, обо всём за тебя подумал.

— Благодарю, Вестрень, да дай мне поразмыслить путём.

— Как знаешь, глава, — кивнул мастер. — Приходи, как надумаешь.

— Времени не так уж много, посему поутру у тебя буду, — пожав его руку, уверил Истислав.

Вестрень поклонился и зашагал к дворцовой площади, откуда уже доносились песни и смех.

Вздохнув, Истислав убрал с лица непослушный смоляной локон, вновь всмотрелся в перстни, не зная, на каком остановиться. Сватовство прошло удачно, если его можно было так назвать, ибо отец невесты сам объявил о их грядущей женитьбе. Затягивать со свадьбой Истислав не желал, ибо Переслава — дочь его наставника — глубоко вошла в душу, и страх, что она передумает, сжимал сердце витязя всё сильней и сильней. Отогнав навязчивые мысли, Истислав сжал ручку двери, шагнул к сеням.

— Второй перстень, что он тебе казывал, Истислав Радимович, — вещица не диковинная, подобных на свете немало, — раздался голос из-за стволов груш, заставив хозяина закрыть дверь и остаться на крыльце.

— Кто таков? — прогремел Истислав, надвигаясь на незнакомца.

— Истр, — совершенно спокойно отозвался наглец, укутанный с головой в плащ. — К тебе меня Родослава Огнеяровна послала.

— Неужто? — изогнув смоляную бровь, ухмыльнулся Истислав.

Истр подбросил что-то, улыбнулся и, поймав, передал витязю.

— Вот такой второй вещицы не сыскать, — сказал разведчик, опуская капюшон, — да силы, что в ней кроется тоже.

Взглянув на свою ладонь, Истислав увидал перстень, изготовленный для Родославы по повелению отца во времена её служения как знак особого расположения князя.

— Балангус* смени на тёмный Азурит*, — невзначай бросил Истр, — младе без надобности о своих очах думать, на перстень свадебный смотря. О твоих он напоминать должен.

— Откуда он у тебя? — игнорируя совет, спросил витязь. Настороженные ноты в его голосе резали острее стали.

— Мати дала. Твою печать вверила старшому, что вскоре с дружинной сотней к вратам твоим подойдёт. Тебе во служение она передаёт нас, теперича твоей волей мы движимы.

— Где же она сама? — нахмурился Истислав.

— В Кийском остроге, — ответил Истр, — всё, что пожелаешь, тебе поведаю, токмо не здесь.

Ничего не говоря, Истислав отворил дверь, жестом предложил гостю войти. Он хорошо помнил, хоть тогда был ещё ребёнком, норов богатырши. Она могла сделать то, что других повергало в замешательство, но ни одна выходка Родославы не была беспричинной, за каждой крылось что-то серьёзное, что никто не мог предвидеть. И хоть нелюдимый юноша не внушал ему доверия, Истислав решил узнать о нём больше.

К тому же, со слов парня, вскоре прибудет старшой с печатью, а им мог быть только Лют. С Лютом можно и потолковать…

* * *

Ступая по малахитовому инею луга, Умила собирала цветы, вплетая гибкие стебли в венок. За спиной слышался задорный смех Радмилы и бархатистый голос брата, в котором то и дело проскальзывали шутливые ноты. Но Умила не оборачивалась к ним. Зачем? Ведь рядом шёл Баровит, молчаливо наблюдая за её занятием. Выпрямившись, девушка взяла его за руку, крепко сжала. Поцеловав её кисть, витязь направился к крепостным стенам Камула. Молодая трава щекотала босые ноги, цеплялась за подол платья; солнце освещало лик Тары, кутая теплом.

Заприметив красный цветок, Умила на минуточку выпустила руку Баровита, наклонилась, дабы сорвать. Тишина ударила в голову, мир замер, остановилось время. Оглянувшись, девушка не увидела ни Баровита, ни Радмилы с Волотом. Оставаясь неподвижной, Умила закрыла глаза, вслушалась в шёпот ветра… в его траурную песнь. Тяжёлыми каплями сорвалась небесная горечь, застучала по горячей плоти. Умила подняла ладони — словно древо, впитывая дождевую влагу; словно от неё зависела жизнь. Опустившись на колени, девушка провела руками по махровой траве, запоминая уют родного дома, красоту края. Земля содрогнулась, тучи птиц с оглушительным криком поднялись ввысь. Взору омуженки предстал… чёрный змей. Он ступал по лугам, вминая в её плоть травы, хвостом выворачивал вековые деревья. Сорвавшись с места, Умила бросилась к граду, спеша предупредить люд.

В Камуле царила смерть. Пламя танцевало на домах и башнях, крики сотен горящих заживо людей впивались в сердце, разрывая его. Чёрной тучей над могучей крепостью нависло змеево брюхо, когтистые лапы смяли смотровую башню, словно песчаный кулич. Закрыв руками голову, Умила закричала…

Сон медленно выпускал омуженку, тревога сотрясала грудь, сжимала виски. Чьи-то шаги сквозь дремоту приближались к воительнице, руки грозились сжать её плечи. Выхватив из-под лежака нож, Умила резко развернулась… Бледное девичье лицо предстало перед ней. Боясь пошевелиться, Малуша испуганно смотрела на омуженку, чувствуя холод лезвия, приставленного к шее. Тяжело дыша, Умила медленно убрала нож.

— Никогда не подкрадывайся ко мне, — прохрипела она. — Ни к кому из дружинных не подкрадывайся.

— Ты кричала во сне, — пролепетала девушка,