Путешествие Херульва - Андрей Каминский

добился того, чтобы время от времени северным варварам дозволялось выходить в город — во всесмешении народов Миклагарда, в разы превосходящим многолюдье Волина, они не так уж и выделялись. Конечно, весь отряд Херульва никто бы не выпустил — самое больше это позволялось пятнадцати-двадцати воинам, причем у каждого из них на входе в город отбиралось оружие. Единственное исключение было сделано для меча Асбрана, который Херульв наотрез отказался выпускать из рук и Феофил, имевший знакомства средь городских стражей, уговорил их сделать для своего гостя исключение. Только что не разинув рты, фризы и даны ходили вдоль бесчисленных рядов, очень скоро став любимцами здешних торговцев — за то что тратили серебро направо и налево на каждую понравившуюся безделушку. Они заходили и в великие храмы, восторгаясь роскошью золотого убранства от блеска которого мало что не слепило глаза. Созерцали они и величественные колонны, носившие имена великих конунгов Рума, когда власть Миклагарда простиралась чуть ли не на весь мир. Впрочем, зоркий глаз Херульва приметил и признаки упадка у этих свидетелей былой славы — словно одряхлевшие великаны, брезгливо созерцавших копошившихся у их ног ничтожных карликов. Уже тогда Херульв начал понимать, что за блеском и величие Миклагарда таится нарастающий упадок, вслед за которым поднималась и алчность молодых хищников, все более тесным кольцом сжимавшимся вокруг слабеющего исполина. Неудивительно, что дельные люди, вроде Феофила, готовы были поставить на службу империи любой меч, способный защитить Миклагард от все множащихся врагов.

А о том, что врагов хватало Херульв узнал еще когда они беседовали с Феофилом на борту дромона. С юга и востока на греческие владения надвигались сарацины — сородичи тех, с которыми дорестадские купцы торговали в Кордобе. В Италии ромеев теснили лангобарды, взявшие в кольцо своих владений сам Рим, ну, а на севере имперским владениям угрожали кочевники — болгары и хазары. Сама же империя переживала нелегкие времена: ее терзали непонятные Херульву раздоры между поклонниками Распятого Бога, — язычнику было сложно уразуметь суть распрей между иконопочитателями и иконоборцами, — правил ромеями молодой император Константин, недавно вступивший в годы зрелости, против которого отчаянно интриговала, не желавшая отказываться от столь долго принадлежавшей ей власти, его собственная мать, императрица Ирина и подвластные ей евнухи.

Спустя седьмицу после прибытия фризов в Константинополе, Феофил таки добился аудиенции «цесаревича фризов» у властителей империи. Херульв приоделся перед таким визитом, прикупив на рынке рубаху из алой парчи, расшитой золотыми узорами и черные шаровары. Запястья его украшали золотые браслеты с рубинами и изумрудами, с пояса украшенного серебряными монетами, свисал меч Асбрана. Вместе с Феофилом они прошли по внутренним дворам большого дворца, мимо роскошных садов и огромных фонтанов, выбрасывающих пенные струи, миновали застывших у входа вооруженных до зубов скутатов и оказались в Хрисотриклиносе — «Золотом зале» ромейских басилевсов. Посреди него на золотом троне сидел стройный черноволосый парень, чье напускное величие не могло скрыть природной нерешительности. Молодой император носил красную тунику с золотой каймой по подолу, штаны из золотистого шелка и высокие красные сапоги, расшитые жемчугом. Темные волосы венчала золотая стемма, украшенная драгоценными камнями и жемчугом, с подвесками из золотых цепей. По правую руку от басилевса, на таком же золотом троне восседала красивая темноволосая женщина, средних лет, в тунике из синей парчи расшитой золотом и драгоценными камнями по подолу. Голову прикрывал алый платок с золотыми звездами и серебристой каймой. Черные глаза испытующе глянули на чужеземца и фриз сразу понял, что это и есть императрица Ирина, о которой ему рассказывал Феофил.

Рассказывал друнгарий и о человеке слева от императора, согнувшимся в почтительном поклоне: полный мужчина с глазами, напоминавшим два блестящих черных камня и пухлым, как у младенца лицом. Он носил темно-синюю тунику, а поверх нее — белый плащ с платом золотой парчи, нашитым на правой стороне груди — как позже узнал Херульв, этот знак именовался таблионом и означал он придворного особо приближенного к императору. Сейчас же фризу было достаточно и того знания, что стоявший у трона мужчина — хотя никто на Севере не назвал бы его таковым, — скопец Ставракий, дромологофет, державший в руках большинство нитей из паутины интриг оплетавших дворец. Херульв вспомнив предостережение Риссы, сразу понял, что с этим евнухом нужно приглядывать особо. У трона, также как и у каждой из восьми дверей, входивших в «золотой зал», застыли вооруженные до зубов скутаты.

— Ты ли будешь Херульв, что зовет себя цесаревичем фризов? — спросил Константин, нарушив, наконец, молчание.

— Меня зовут и так, — кивнул фриз, не обращая внимания не предостерегающее шипение Феофила. Сам Херульв к тому времени уже немного наловчился понимать и даже говорить по-гречески, хотя и заметил, как поморщился император от того, как ломает варвар ромейскую речь. Алые губы Ирины, — слишком алые для ее возраста, как приметил Херульв, — напротив искривились в довольной усмешке.

— Множество варваров приходит в Константинополь, желая служить басилевсу, — сказал Константин, — но немногие удостаиваются этой чести. С чего ты взял, что тебе даруют эту милость? Титулы, которыми вы нарекаете себя на севере, здесь значат немного.

— Врагов сражают не титулы, а холодная сталь, — ответил Херульв, хлопнув по рукояти меча Асбрана, — и немало врагов — от франков до вендов, — не раз пожалели, что