Тринадцатый ученик Дьявола - Алекс Урса

это было предсказуемо, учитывая, что их знакомство началось с силового захвата. Йохан, у которого ни выбора не было, ни времени подумать как следует, когда наткнулся на странную парочку у озера, почувствовал укол совести и протянул руку, чтобы почесать зверюгу за длинным пушистым ухом.

– Как тебя зовут, малыш? – миролюбиво произнес он. – Не дуйся, тут в лесу всякое случается.

Закончить ему не дали. Зверюга зашипел и неожиданно больно шлепнул его по ладони. Йохан отдернул конечность, а Ноэль широко ухмыльнулся.

– Привыкай, – посоветовал он. – Это Фурлих, и, несмотря на свою комическую внешность, малый серьезный.

– Не хочу я привыкать, – огрызнулся Йохан. – Ни к тебе, ни к твоему фамильяру!

Но Ноэль, казалось, пропустил последнюю реплику мимо ушей.

– Ты живешь здесь один? – дружелюбно поинтересовался он и окинул взглядом стены, увешанные оружием. – Круто тут у тебя!

Йохан оторвался от созерцания хмурого взъерошенного зверька и снова вернулся к разговору.

– Нет, – покачал он головой. – Это дом кузнеца Ладвига. Но его сейчас нет.

Сказав это, Йохан погрустнел еще больше. Кузнец в последнее время все чаще исчезал. Ничего не объяснял, не ставил в известность, когда вернется, и появлялся все более мрачным и уставшим. Каждый раз, стоило хозяину покинуть дом, Йохан впадал в черную меланхолию. Коротая время, он полностью погружался в тренировки, оттачивая то, чему учил его Ладвиг. Кузнец буквально не давал ему ни единой минуты роздыха, твердо вознамерившись сделать из него воина не хуже, чем Астор Вернер. Он будил Йохана на заре, заставлял купаться в ледяном ручье, от обжигающе холодных струй которого у Йохана перехватывало дыхание. Потом следовала двухчасовая пробежка по замершему утреннему лесу и тренировки. Бесконечные тренировки с восхода до позднего вечера. Новые приемы, отработка техник и изучение разных видов оружия. Магия Йохану не давалась, зато боевой меч лег в руку, словно он с ним родился. Ладвигу не нужно было показывать одно и то же дважды. Стоило ему объяснить новую тактическую уловку, как парень схватывал ее на лету. Однако одолеть в схватке Ладвига у него и не получилось ни разу. Йохан стискивал зубы, преодолевал боль в мышцах и без конца перебинтовывал растертые в кровь ладони и порезы, неизменно появляющиеся по всему телу после таких тренировок. И, игнорируя боль и отчаяние, упрямо продолжал. Свободного времени не оставалось в принципе, так что первый год обучения Йохан проваливался в сон, как в глубокий колодец, стоило голове коснуться подушки.

Казалось, при таком ритме и режиме отсутствие кузнеца должно было быть в радость, ведь никто не расталкивал его затемно и не окатывал холодной водой из ведра, поскольку не хватало сил разлепить глаза. Валяйся в постели хоть до обеда. Но вот загадка из загадок: никто не требовал и не подгонял, но Йохан вдруг ни с того ни с сего вскакивал сам и наматывал круги по тропинкам, а потом изнурял себя упражнениями вновь и вновь, выбрав своим противником старый засохший дуб у кромки леса. Зачем? Да просто чтобы выламывающим кости и скручивающим в судороги мышцы трудом вытравить из головы злые мысли о погибшем отце, о матери, живущей с монстром, о гибнущих тут и там людях с магическими способностями. О том, что время уходит и то, что Ладвиг на тренировках принимал за азарт и кураж, было яростью и нетерпением. Но стоило Йохану заговорить о том, что надо действовать, Ладвиг грубо обрывал его.  Йохан стискивал зубы и терпел, уговаривая себя, что его время наступит. Просто продолжал тренировки, предпочитая не думать ни о чем и не загадывать, каким будет новый день.

Иногда Ладвиг давал редкие минуты роздыха и удалялся в кузницу, раздувал меха и принимался за любимую работу. Йохан следовал за ним и сматривал, как огромные руки сжимают молот и обрушивают его на разогретую добела заготовку, формируя очередное смертоносное оружие. Как Ладвиг окунает пылающую багровым огнем сталь в воду и как клубы пара окутывают его фигуру, делая похожим на демона в преисподней.  В такие минуты даже тоска по матери и по Юргену отходила на второй план. Йохан чувствовал, что Ладвиг день за днем выковывает из него, как из раскаленного металла другого человека. Война. Непобедимого и готового отомстить. А для мести нужны трезвый рассудок и горячая голова. А Йохана пока бил жар нетерпения.

Пару дней назад Ладвиг снова пропал на рассвете, как раз в то время, когда сон Йохана был тяжелым и глубоким, как лесное озеро, у которого тот позже нашел новых знакомых. Короткая записка на столе возвещала, что кузнецу опять нужно отлучиться. Йохан пробежался по лесу, потренировался, доводя себя до изнеможения, искупался в ручье и по привычке приготовил еду, надеясь, что в этот раз Ладвиг не исчезнет надолго. Но тревога не отступала. Помимо его собственных непонятых и невысказанных чувств было что-то еще, что тревожило намного больше, чем отсутствие Ладвига.

Йохан не мог не чувствовать: что-то происходит и все неуловимо меняется вокруг. Лес стал тише, настороженнее, затаился, как перед грозой, и выжидал. И ведь не зря. Пару раз, делая обход расставленных на зайцев силков, они с Ладвигом едва не напоролись на отряд констеблей, направляющихся на север, а в третий раз им повезло и того меньше и их окружили. Тогда пришла пора Йохана показать, на что он способен. И тут произошло странное. Чувства отключились, оставляя вместо себя холодную расчетливую технику и голую механику тела. Его меч не успел пропороть одного из констеблей насквозь, а он уже видел второго и третьего. Еще несколько секунд – и нос одного из них был сломан ударом локтя, а меч, не остывший от крови первой жертвы, вспорол брюхо следующего противника. Через минуту бедняга со сломанным носом и залитым кровью лицом был пригвожден к земле все тем же мечом и застыл. Вокруг стояла тишина. Ладвиг спокойно вытирал травой свой меч и с одобрением посматривал на Йохана. Сам он уложил четверых. Трое оставшихся в живых сбежали, не дожидаясь, чем кончится схватка. Только золотые галуны мелькали где-то вдалеке. Йохан почувствовал дурноту и отвернулся. Он, шатаясь, добрел до кустов, где его долго рвало горькой желчью и ему хотелось верить, что слезы лились из глаз только из-за этого. Наконец стало легче и рука Ладвига легла на плечо.

– Если бы ты не убил их, они бы убили тебя, – твердо сказал Ладвиг. – У воина нет выбора, а милосердие его к врагу в том, чтобы позволить противнику умереть быстро и без