Призыватель нулевого ранга. Том 6 - Дмитрий Валерьевич Дубов

— Нам это и выгодно, — ответил Старр. — Нам не нужно, чтобы он думал, что-то сам изобретал. Мы дадим ему готовые рецепты, которые будут работать. Он станет самым популярным императором со времён ещё его прадеда, которого народ звал Величайшим.

— Теперь давайте перейдём к самой сути вопроса. У нас присутствуют здесь главы семи гильдий. Причём все эти гильдии — из топовой десятки. Каждый из вас должен будет взять на себя некий объект.

— Значит, смотрите: совсем скоро император поедет отдыхать к югу, на море. Это будет очень удобный момент для проведения нашей операции. Мы с вами все разом начнём её по специальному сигналу. Каждому из вас придёт СМС с незнакомого номера с совершенно нейтральным текстом. Запишите, пожалуйста, чтобы не забыть.

Все присутствующие приготовили телефоны и открыли в них записные книжки.

— Оранжевые апельсины сегодня по акции, — продиктовал Старр.

— Что это за бред? — спросил Александр Евгеньевич, не спеша записывать.

— Это не бред, это пароль, — ответил ему Старр. — Совершенно банальная фраза, взглянув на которую никто даже не догадается, что это. А это, друзья мои, сигнал к началу операции.

— Сейчас я вам каждому выдам задание: куда и как должны будут выступить ваши призыватели в течение часа после того, как вы получите этот сигнал.

Он убедился, что все записали фразу и продолжил:

— Смотрите: основные задания такие — гражданских не трогать, только в случае агрессии. Мы их друзья, мы пытаемся сделать их мир лучше. Как сказал наш дорогой министр обороны, со стороны армии у нас, скорее всего, проблем не будет. Что же касается других силовиков — ну что ж, жертвы в нашем деле неизбежны. Любая успешная революция, любой успешный дворцовый переворот никогда, к сожалению, не обходился без крови. Но мы постараемся минимизировать потери.

Он взмахнул рукой, словно салютовал кому-то невидимому.

— Соответственно, я гарантирую, что как только я стану премьер-министром при новом императоре, верну вам все ваши активы, которые у вас отобрал нынешний государь. Не беспокойтесь. По сути, операция надёжная. Самого императора… мы блокируем его в его морской резиденции — там охрана будет минимальной, мы легко справимся. Так что дело остаётся за малым. Давайте распределим объекты между вами.

— Император умрёт? — спросил Грым Вересков с каким-то ожесточением на лице.

Старр посмотрел на него и тихо проговорил:

— Вы знаете, я не сторонник крайних мер, мне никогда такое не нравилось. Но должен вам сказать, что, к сожалению, к моему великому сожалению, если вдруг оставить Михаила Николаевича в живых, то он обязательно попытается взять реванш — а этого мы допустить не можем.

— Поймите, в случае провала нашей операции или в случае реванша императора, мы все будем болтаться на дворцовой площади под порывами ветра.

Грым поморщился — видимо, представив себе эту картину. Но затем ударил кулаком по столу и решительно проговорил:

— Если это возможно, я хочу лично убить императора.

* * *

Король Генрих XVIII нервничал. Причём нервничал он очень сильно — уже сгрыз все ногти и принялся кусать подушечки на пальцах. Уже давным-давно должно было прийти сообщение о том, что его приказание выполнено и казнь приведена в исполнение, но никаких новостей не было.

Уже прошло на час больше времени, чем это требовалось для исполнения приговора.

«Что же, — думал он, — чужак жив, что ли? Да быть такого не может! Не может такого быть!»

Он не мог усидеть на троне — ходил туда-сюда по пыльному, сумрачному залу. Его пальцы подрагивали — не так сильно, как в тот момент, когда он получил новость о том, что на островах появился чужак, но тоже ощутимо.

«Он всё-таки смог проникнуть на острова! Причём каким образом? — проник через портал? Это ж надо какое коварство!»

«Нет, — думал Генрих, — ты меня не проведёшь. Я уничтожу тебя… уничтожу…» — даже сказал вслух это слово несколько раз, но легче почему-то всё равно не становилось.

В конце концов его слабые, болезненные ноги устали, и он присел передохнуть минут на пять обратно на трон.

«Что же это такое, думал он? Что же это такое? Неужели? Неужели то предсказание, которое принёс тот безумец, свершилось?»

И в этот момент в его памяти встала картина, которую он пытался забыть все эти двадцать лет.

Причём, если, например, написанное на пергаменте забыть не получалось в силу материальности объекта, то вот одну вещь он забыть практически сумел — и это была сцена непосредственно казни ясновидящего.

Обычно, возвращаясь в мыслях к записке, переданной ясновидящим, Генрих XVIII всегда останавливался на том месте, когда он приказал казнить гонца, принёсшего ему столь ужасную весть, которая потом коренным образом изменила жизнь всех людей на островах.

Но сейчас он ясно вспомнил ещё одно обстоятельство, которое память старательно выкидывала прочь, но, как оказалось, у неё это не получилось.

Казнь происходила в тот же день, буквально через полчаса после того, как называвший себя ясновидящим передал ему свиток пергамента, сделанный под старину — как будто ему многие тысячи лет. Ну, понятно было, что это новодел, всего лишь замаскированный под древность, чтобы сильнее напугать короля.

В небольшом дворе присутствовали только сам Генрих XVIII и несколько палачей, бывших тогда при дворе. Ясновидящего поставили на небольшой помост и привязали к столбу, чтобы он не мог убежать. А под помостом сложили дерево, брёвна и облили их керосином — после чего подожгли.

Пламя охватило помост практически мгновенно — и фигуру, привязанную к столбу, тоже. Вот только та почему-то не горела. Одежда едва-едва тлела на нём, но не хотела загораться.

И тогда вдруг из-под глухого капюшона раздался смех. Именно его он слышал каждый раз, когда читал пророчество.

— Ты что, сказал он, думал так просто избавиться от меня? — раздался гулкий голос.

И в этот момент одежда вестника загорелась — не вся, только правый рукав. И мужчина вроде бы дёрнул рукой, потому что ему было действительно больно. Но при этом он продолжал стоять на месте и из-под капюшона наблюдать за королём.

— Чужак придёт за тобой, Генрих, — повторил он пророчество. — Но это не всё.

Его голос был слишком спокоен для человека, объятого огнём. Он должен был уже сгорать.

«Гори! Гори! Гори!» — мысленно шептал про себя Генрих, и при