Зови меня Лео. Том I - Ростислав Левгеров

Облачились в самые пышные наряды, которые только нашлись у Лизэ. Не стану утомлять описанием, но поверьте – нет ничего более неудобного, чем туго зашнурованный на груди корсаж, и причудливой шляпки, замысловато приколотой к волосам, и цепи из дутого золота, громко бряцающей при каждом движении, и комбинаций из тонкой и невесомой ткани с жемчужным ожерельем, которое, кажется, вот-вот рассыпется бусинками по полу. В довершении – ярко-красная бархатная маска. Прибавьте скрытую под этим всем воровскую поддёвку, то жарко просто невыносимо.

Дантеро под стать мне, расписной красавице. Но скрылся тщательней, нацепив что-то очень похожее на венецианскую вольту с инкрустациями и росписью золотом. Понимаю его, вдруг кто-то заподозрит в нем изгнанного из рая. С нами в карете Пегий в шутовском наряде и маске дурака. Он сидит напротив нас, дышит так, словно пытается сдуть с лица проклятую маску. К шее его мы привязали шелковую тесьму, к колпаку – бубенец. Будем вести его на поводу, как домашнюю собачку. Не знаю, как он к этому относится, да и плевать, если честно. Главное, чтобы не выкинул какой-нибудь фортель. Подозреваю, в чем кроется корень его проблем, но, думаю, распаленным вином и похотью дамам такие выкрутасы придутся по вкусу.

На козлах Петур с Баколаем. Петур нервничает, Баколай напротив, спокоен и высокомерен, как и полагается образцовому дворецкому. Это даже пугает.

Прибываем, выходим. Петур остается на месте. Условились, что через часок-другой он уедет под надуманным предлогом и присоединится к Чошу. Допустим, лошадей покормить, или госпожа просила привести, не знаю, болонку. Болонка успокаивает госпожу, знаете ли. Тут есть такая порода собак? У меня была болонка, прелестная, пушистая, правда злющая до ужаса. Сестричка говорила – какая хозяйка, такая и псина.

Баколай тут как тут – ручку подает, прямой, как палка, неприступный. Народу – кошмар просто. Глазеют, приветствуют, посмеиваются, сплетничают. Подтягиваются кареты, вываливаются на всеобщее обозрение сливки общества, сияющие драгоценностями, платьями, перьями, золотом, серебром. Что в наше время, что в неведомое – фиг один, чем больше у тебя денег, тем больше понтов. Мы кланяемся направо и налево, я уже поражаю всех своими белыми ровными зубками. Ха – у вас, дремучих, таких нет! Многие стыдливо прикрываются веерами, шепчутся. Завидуйте молча, мать вашу.

Баколай вручает камердинеру приглашения, вручную подписанные (или искусно подделанные) лично Робашом Дагобертом Пратац-Койтургским, бароном Рур. «А это кто с вами?» «о, это – шут», «шут?», «да, шут», «но…», «не волнуйтесь, он не кусается», «но позвольте…», «уверен, барон оценит его неприличные остроты и ужимки, коим позавидуют самые значимые комедианты». Заминка продолжается, сзади уже слышатся недовольные высказывания в наш адрес, но тут Пегий приходит на выручку. Собственноручно. Простите, но он пердит, звучно, крепко. А после рыгает, громко, раскатисто. Удивительно, но на публику сей смрадный во всех отношениях, поступок, производит буквально неизгладимое отношение. Некоторые чуть не давятся смехом, не забывая обмахиваться веером в надежде отогнать запашок. «Вот видите, – говорит Дантеро, – шутки очень неприличные, даже чересчур».

Всё в порядке, поднимаемся. Баколай остается у входа, как и положено слугам. Сам потом решит, куда деваться, просил за него не беспокоиться. Кокетливо, двумя пальчиками, приподнимаю кончик юбки, чтоб не волочился по лестнице, держу под руку красавчика, который ведет за собой Пегого, глазеющего по сторонам, словно он очутился на луне.

Заходим. Играет легкая ненавязчивая музыка. Куча слуг шмыгает туда-сюда. Встречает нас хозяин – тучный кривоногий коротышка с рыжей редкой бороденкой. Маской Робаш пренебрег. Каждого приветствует, расточает комплименты, красный, как рак. Гипертонией страдает, похоже. Или запорами. Кланяемся ему и мы. К счастью, наши персоны его занимают мало, так как позади нас семенит его окаянное высокопреосвященство дигник Утт в сопровождении целого выводка притворно хихикающих юношей и девушек в легких пастушьих нарядах, с цветами в волосах. Лица всех открыты, может, так вера требует, не знаю. А я-то думаю, кто это кряхтит позади меня. Смотрю, так желавший моей смерти старикашка с тех пор приосунулся. Надо же, захворал, сердешный. Что там Сандра про него говорила? Мочиться больно? Так тебе и надо, ёкарный бабай.

Располагаемся в сторонке, наблюдаем. Пегий уже где-то раздобыл кубок с вином, снял маску, уселся на пол позади нас, привалился спиной к стене, сидит, потягивает и причмокивает от удовольствия.

– Смотри, не нажрись, – исподтишка огрызаюсь на него.

– Не волнуйся, госпожа, – говорит, а вернее шипит он в ответ. – Дурак сыграет свою роль как надо.

– Мне нужно, чтобы дурак сделал дело, а не развлекался.

– Дурак и дело сделает как надо. Сколько раз я пёрну, рыгну, плюну, высморкаюсь, сколько вина выпью, сколько каплунов съем на дело никак не повлияют, поверь.

– Кроме как пердеть и сморкаться, больше ни на что не способен?

– Могу показать…

– Не надо, спасибо!

– Я талантливый.

– Да что ты говоришь?

– Он правду говорит, – шепчет Дантеро, бросая свой конец веревки. – Пегий – уникальный человек.

– Зачем ты его отпустил?

– Пускай действует по-своему усмотрению. Поди не маленький.

– А если смоется?

– Не смоется.

– Что-то не верится мне в его экстраординарные способности, – говорю я, скептически рассматривая нашего взломщика, бесцеремонно почесывающего причинное место.

– Когда увидишь, поверишь.

– Твои слова и богу в уши.

– Отличная поговорка, как раз к месту. Но чу! Вот и князь.

Ох, князь Эгельберт бесподобен, как ни крути. Прямо рок-звезда. Чем-то напоминает Джима нашего Моррисона[2] – такая же сумасшедшинка сквозит во всем облике. Длинные волнистые волосы рассыпаны по плечам, голубые глаза с озорным блеском. Узенькая черная маска. Вместе с дамой, уступающей ему по всем параметрам, впрочем, тоже вполне себе. Поэтому она скрыла внешность за чем-то несуразным, с перьями во все стороны? Чтобы скрыть кислую физиономию? Не потому ли, что Эгельберт, не стесняясь, рассылает всем красоткам воздушные поцелуи? И мне досталось. Вот же кобель, сразу опротивел.

– Это князь Эгельберт с княгиней Алией-Альбертиной, – подсказывает Дантеро.

– А фаворитка где?

– Ты о ком конкретно? Их у него много.

– Которую Сандра упоминала.

– Кажется, имя она не называла. Впрочем, по ходу действия выяснится. А почему это тебя так интересует?

– Да мне вообще-то плевать. Я просто поддерживаю разговор.

– Понимаю, нет таких девушек, которым бы не запал в душу его высочество.

– Я уже поняла, что он