Дважды кажется окажется - Елена Николаевна Рыкова

я ему не поверил. Я существовал много веков и ни разу не слышал о другом мире. Но Демерджи решил, что я буду очень ценен, если вступлю в ряды общины-организации. И поэтому он показал мне.

Открывать разломы нельзя, повторил он уже в сотый раз, но нам, высшим чинам ОпОРы, известен относительно безопасный алгоритм.

Только тёмное время суток. Разлом обязательно должен возникнуть между камней. Края его надо укрепить специальным звуком. Находиться на той стороне можно не дольше десяти минут.

4

Уже наступила ночь. Я долго шёл. Там есть гора, тоже Демерджи, под ней – долина, в которой тысячи лет назад была великая битва. Камни, которыми когда-то стали воины, так и остались стоять, подпирая небосвод. Я шёл между ними, старый сьора плыл.

Он вынырнул возле двух камней. Начал визжать. Я пригнулся к земле, пытаясь укрыться от этого звука. Демерджи, не переставая кричать, достал что-то из своих сонных, прозрачных одежд и поднёс ко рту. Визг его прекратился, начался свист. Я посмотрел на него и увидел, что он дует в деревянную свистульку. Вскоре Демерджи нырнул в воду и уже оттуда сказал:

– Смотри меж камней.

Я посмотрел. Ткань ночи волновалась, как вокруг внука Селенит.

– Шагни, – сказал сьора. – Десять минут.

Я послушал его и шагнул.

Я почувствовал, что меняю облик. Я стал красным бездымным пламенем. Мне показалось, что больше я не могу принимать чужое обличье. Непривычно и неуютно было утратить умение, которое было с тобой всю жизнь. Я сосредоточился и с большим усилием всё же вернул себе облик старика.

По ту сторонувсё действительно было другим. Воздух – слаще. Ветер – мягче. Луна – больше. Тутона приобрела редкий, зеленоватый оттенок.

Вместо камней долина была полна застывших воинов. Немного дал мне старый сьора времени, и все те минуты ходил я среди них, всматривался в лица.

Я вернулся обратно. Демерджи ждал в реке.

– Я не тороплю, – сказал сьора. – Приходи в любой момент. Если ты согласишься, я дам тебе защиту и инструкции.

5

Демерджи не обманул. Кров был мне не нужен (хотя в городке, который назывался Гурзуф, у меня появилось жильё совсем рядом с морем; оно пустовало), а вот защита, фамилия и «легальное положение», как говорил старый сьора, были «обеспечены в полной мере».

На окраине Гурзуфа жила скогсра по имени Зейнеп, семья которой знала про ту сторону. Она не была сотрудником ОпОРы, однако опоровцы привлекали её к разным делам.

Демерджи знал, что Зейнеп стара и недоверчива. Как и все скогсры, она не любила ифритов и считала, что бергсры исчезли много веков назад. Соседний, родственный ей род Таллемай держал в заточении Балама, превратив его в тис.

Зейнеп верила, что под лапами окаменевшего Урсы лежит ковчег с Жы-жем – кровожадным ифритом. Про Жы-жа ходили легенды. Духи леса и воды не помнили ифрита страшнее. Он жёг, истреблял и убивал всё на своём пути, но особенно страдали от Жы-жа скогсры: он похищал и поедал их детей.

На самом же деле не было никакого Жы-жа. Образ его был соткан из злодеяний моих братьев. Была в нём и толика моего гнева. Дети скогср насыщали нас быстрее и слаще всего. Старался я не пользоваться этим способом, но изредка всё же прибегал к нему.

У скогср общая память, и, юные, они могут помнить то, что случилось с их прабабками, поэтому образ мой и моих братьев внушал им страх и отвращение.

Но Демерджи убедил Зейнеп, что некоторые из нас могут принимать сторону добра. Путём несложного заклинания (и тут я заподозрил, что водяной знает Птицу-Книгу) он внушил ей, будто знакомы мы давно, с юности.

Следом за этим Демерджи перешёл на ту сторону и исправил название городка, который там стоял на месте спортивного лагеря рядом с Гурзуфом. Теперь и тот и другой носили одно из моих имён – Агарес. Это должно было убедить Зейнеп и всех остальных, что я живу на полуострове давно. Именно тогда я впервые понял, как связаны оба мира: буквы на главном здании лагеря поменялись здесь на моих глазах, так же, как и память людей

Я изучил устав ОпОРы. Это была увесистая брошюра. Каждый день ходил я к Демерджи. Задачей было узнавать все признаки разломов.

Совсем скоро я почувствовал, что голод, поселившийся во мне за время долгого заточения, уходит благодаря лагерю. Теперь он назывался моим именем, и приезжавшие дети поклонялись и приносили мне жертвы, сами того не зная. Боль от их травм и радость их побед насыщали меня.

Я снова стал ходить на площадь и рассказывать истории. Новые люди интересовали меня. Их техника и хищный взгляд на природу потрясали. Человек больше не преклонялся перед стихиями. Он считал себя победившим леса и моря, штормы и ветры. Не было суеверного страха, который раньше вёл людей к их богам, человек стал царём природы, центром мироздания. Казалось, что дерево, камень, вода и огонь служат теперь ему, что созданы они для того, чтобы жилище человека было тёплым и удобным, чтобы вечерами в нём был свет, чтобы машины и поезда перевозили его на другой конец света по малейшему желанию.

Большинство людей не добывали еду, её можно было покупать за деньги в магазинах. Работать они ходили в конторы, и что делали там – неизвестно. Но одно в человеке осталось неизменным: он по-прежнему стремился к роскоши и власти, попирая на своём пути любовь и сострадание.

6

Так прошёл год. Я редко виделся с бергсрами, редко навещал их пещеру в Чатыр-Даге. Тягостно было рядом с ними, знал я, что ничем не могу помочь, а времени остаётся всё меньше. Приходя, я каждый раз отмечал изменения к худшему: видел, как тускнеет рассудок Ламии, как ослабевающей Селенит всё сложнее и сложнее удерживать её от безрассудств, которые привлекли бы нежелательное внимание.

Я полюбил «Агарес». Это было красивое место. На закате нам с Тимсахом нравилось сидеть возле моря и смотреть на Аю-Даг – так называли гору, в которую превратился Урса. Она была нам напоминанием о том, что и мы до сих пор могли быть пленниками. Но долг Селенит тяготил, висел гильотиной над нашими головами.

В остальном же, когда удавалось не думать об этом, я опять любил жизнь: людей на площади, сияние детей, небо над головой. Снова захотелось создавать. Я много смотрел на новые дома и поверил, что у меня получится построить такие. Или подобные таким. Я вспоминал своих человеческих друзей: Урука, Бильгу, даже Ша.

Я хотел быть для людей богом –