Фантастика 2025-140 - Алекса Корр

я все понимаю, — отозвалась сестра. — Просто если б ты правда умерла, а квартира бы мне в наследство досталась, проблем бы не было: я принесла бы свидетельство о смерти и завещание. Банк предоставил бы мне каникулы на оформление документов… наверное. Ну, или заняла бы у кого-нибудь деньжат на пару месяцев. А потом просто продала бы твою квартирку и закрыла эту чертову ипотеку. А тут… деньги плати прямо сейчас, а квартиру получишь через пять лет, если докажешь право наследия.

— Да, неловко получилось, — смутилась Марина. — Давай, я на тебя завещание оформлю.

— Давай, — тут же согласилась сестра. — После таких событий я начинаю думать, что завещание — это просто мастхэв любого взрослого человека, который хоть немного любит свою семью.

Марина снова покраснела, расслышав в голосе старшей сестры упрек.

— Слушай, а давай прямо сегодня? — предложила она. — И не завещание, а дарственную.

— Че? — голос сестры прозвучал ошарашенно. — С дуба рухнула?

— Да я вот… Короче, такие события кругом, — Марина помахала рукой в воздухе, хотя собеседница не могла этого видеть. — Я сегодня здесь, завтра — где-нибудь далеко. В общем… есть небольшой шанс, что я и правда пропаду.

— Маринка! — голос Насти стал угрожающим. — Ты там опять с каким-нибудь эмиратцем шуры-муры крутишь?

— Ты что! — ужаснулась девушка, вспомнив неприглядный эпизод своей жизни, едва не приведший к попаданию замуж третьей женой. — Кто старое помянет, тому глаз вон! Я из этого уже выросла. Веду скромную педагогическую жизнь.

— Ну-ну, — не поверила ей сестра. — Давай, рассказывай, что удумала.

— В общем, в лес я хочу, — подумав, чуток приврала Марина. — Ну, не в лес… в глушь, в общем. Подальше от цивилизации. Давно бы уже уехала, но вот как раз ипотека держит.

— А я тебя предупреждала, я говорила не ввязываться в это! — торжествующе ответила сестра.

— Возьми ее на себя, а? — попросила Марина, еще толком не осознавая, что делает. — Вы с Димкой же свою почти выплатили. А я на тебя дарственную оформлю, и будет вашему мелкому личная квартира. Даже с ремонтом и мебелью.

— Слышу, у тебя к концу учебного года совсем мозги спеклись, — сказала Настя таким тоном, что Марина сразу поняла: крутит пальцем у виска. — Ты там спишь хоть? Или опять три ночи кряду отчеты пишешь?

— Нет, правда, Настюх, помоги. Свободы хочу, — сказал Марина и вдруг осознала: правда хочет. Очень-очень! В глушь, в деревню, в другой мир — куда угодно, но прочь от ловушки, в которую сама себя загнала. Быть живой, дышать легко и чувствовать, что хоть что-то значишь в этом мире.

— Звучит так, будто тебя сектанты «обработали». Марин, ты серьезно? — не поверила сестра.

— Более чем! — ответила девушка. — И в церкви я, да простит меня Всевышний, давно не была — ни в сектантской, ни в нормальной. Так ты не занята сегодня? Из декрета еще не вышла?

Сестра была свободна. Из декрета она вышла, но садик мелкому пока не дали, и она вынуждена была уволиться и продолжить сидеть дома, так как платный садик обошелся бы в большую сумму, чем дал бы выход на работу: Настя тоже была учителем, и тоже вела один из «никчемных» предметов, на которых не заработаешь репетиторством.

В итоге, игнорируя оживившийся телефон, с началом рабочего дня принявшийся гудеть и зудеть, Марина поторопилась к единственному нотариусу, у которого в этот сумасшедший день нашлось окошечко.

Сестра, оснащенная ребенком, перед тем, как войти в контору, долго и упорно пыталась выяснить, не сошла ли Маринка с ума и не наглоталась ли наркоты. Но в итоге все же согласилась подписать договор дарения и принять на себя груз ипотеки — благо, муж у Настюхи зарабатывал неплохо.

Гудение-зудение телефона тем временем перешло в активную стадию: Марине начали названивать поочередно все завучи, директор и даже глуховатая «изошница». Бедная женщина, похоже, сильно переживала о судьбе коллеги и, едва Марина появилась в сети, тут же принялась ей звонить. Но увы, она явно была единственной, кто звонил с намерением поделиться радостью, что Марина жива. Остальные «желали кровушки».

Тяжело вздохнув, девушка села в автобус и… поехала домой. Она вдруг отчетливо поняла, что ей не хватит моральных сил явиться пред жесткие директорские очи. По крайней мере, без оформленных отчетов. Все равно уже совершила чудовищный прогул, так хоть по другой статье стоит подбить все хвосты.

***

Отчеты Марина дописала через пень-колоду, накопировав ерунды из прошлогодних — все равно никто читать не будет, а сверять — тем более. Экстренная ситуация резко излечила ее от врожденной педантичности, и отчеты были распечатаны без проверки, криво-косо.

Важность Марининой работы, и раньше оценивавшаяся девушкой невысоко, вдруг упала до нуля. Где-то там, в другом мире, ребята картошку печь не умеют, сменной одежды не имеют, а она тут должна сочинять анализы мифических контрольных срезов по музыке. Контрольных. По МУЗЫКЕ.

Марина даже не стала смотреть, насколько страшно съехали строчки и не замялся ли где уголок — телефон звонил безостановочно, менялись только номера. Она не отвечала на звонки, читая только сообщения, да и то не все. И если рано утром, прибывая в этот мир, девушка еще сомневалась, стоит ли все менять, то сейчас последние сомнения отпали.

Завуч требовала отчетов, директор требовала объяснительную, банк требовал внести просроченный платеж. Все они грозились, все полыхали праведным гневом. Звонили классные руководители, чьим «отличникам» Марина поставила «четыре» в четверти, звонили родители этих «отличников», звонили какие-то неизвестные номера — то ли те самые блогеры, то ли полиция.

Складывалось такое ощущение, что Марина не пропала на день против своей воли, а весь этот день и немного больше злонамеренно портила людям жизнь. Ни один человек (кроме сестры и одной коллеги, которые не считаются) не обеспокоился тем, что она пропала почти на двое суток. Никто не ждал ее здесь, не скучал и не переживал, никто не обрадовался возвращению. И при этом она всем была нужна так, что аж телефон разрывался.

— Выходит, я все это время была просто девочкой на побегушках, — сказала Марина отражению, замерев на секунду перед зеркалом в прихожей с пачкой бумаг в руках. — Сестра и коллега советской закалки — вот все, кто меня потерял.

«И заметь — твое возвращение принесло им