Гении неба - Ежи Радзивилл

продолжения игры. Я уже знал этот запах. Залах империи. Я чувствовал себя посвященным, ради которого талантливые актеры разыгрывают особый, захватывающе интересный спектакль с неизвестным концом. Я надеялся на хороший финал и желал досидеть до него.

Действие второе. Выход госпожи Тхай, шутливо закрывающейся рукавом, молоденькой девушки, которая в дочери годится своему мужу. Естественно, красивой и неглупой. И не менее опасной. Женщины быстро находят общий язык и остаются в холле обсуждать побрякушки, мужчин, кулинарию и моды. Тхай, лучезарно улыбаясь, увлекает меня в святая святых — хранилище редкостей и древностей, расположенное в глубоких подвалах под его домом. Я улыбаюсь, киваю, одновременно слушая доклад вездесущей Валькирии, шепчущей «на ухо»:

— Некоронованный король воров, фальшивомонетчнков, контрабандистов и других «ночных людей». Подвалы дома плавно переходят в Пещеры Призраков, они простираются на добрую сотню километров. Имеют шесть ярусов, но не везде. Это целый подземный город. Здесь прячут тех, кого разыскивает «дневная» власть. Ночью они «выходят на работу», а под утро возвращаются домой, и так на протяжении десятилетий, почти всю свою жизнь. Здесь же обзаводятся семьями, рожают детей… Жуткое место, капитан!

Пользуясь старой техникой шептать, не шевеля губами, я чуть слышно поинтересовался:

— Ну а как же сочетается расположение хранилища с таким вот соседством?

— Глупый, — проворковала капсула, — Эти люди охраняют сокровища, прислуживают в лавке и вообще… Это государство в государстве, понял?

Тхай не слышал этого диалога. Он сопя возился с замком. Затем лязгнул металл, ювелир с видимым напряжением распахнул тяжелую, обшитую деревом дверь:

— Прошу Вас! Сюда я приглашаю очень немногих из своих посетителей, только настоящих знатоков…

Пригнув голову, я шагнул вперед и оказался в просторном помещении, занятом стеллажами, между которыми были оставлены узкие проходы. Чего и какого здесь только не было… Если что и объединяло все эти вещи — так только древнее происхождение и высокая стоимость. Из многочисленного ассортимента, представленного в хранилище, меня, как всегда, заинтересовали посуда, оружие и драгоценности. Я сразу же оценил и отложил в сторону прекрасной работы яшмовые чаши для вин, тончайшие, почти ничего не весящие и оттого же почти прозрачные. Их и в руки-то брать было боязно, казалось — от одного неосторожного прикосновения они превратятся в осколки. Тхай пыхтел за спиной в полном восторге:

— Демон меня раздери, до чего же приятно видеть действительно понимающего человека! Пока вы — первый, кто не обратил внимания на кубки Третьей Императрицы, пусть и золотые, и выбрал безусловно более древние, выполненные с величием простоты легендарные Яшмовые Чаши!

— Как можно сравнивать? — поддакнул я ему, — Напыщенное золото кубков чересчур тяжеловесно рядом с чудом чаш.

Оставив без внимания всю остальную посуду, мы с Тхаем с огромным наслаждением долго рылись в груде старинного оружия. Там он показал много любопытного, но сильнее всего меня пленили два огромных, широких меча. Они явно были и велики, и чересчур тяжелы для тхерран, эти льдистые метровые обоюдоострые лезвия без малейших следов коррозии, словно только что сделанные и отполированные, непривычно легкие для своих габаритов, но с истертыми до маслянистого глянцевого блеска широкими рукоятями, на которых как попало торчали редкие ложноножки непонятных металлических, по виду — медных наростов.

Видно было, что мечи — парные. Эти старинные, но от того не менее грозные клинки, совсем не похожие на прочее оружие тянули к себе. Они, как две собаки, казалось, просяще заглядывают в глаза: «Возьми нас к себе!». Я с огромным сожалением положил в конце концов их на груду прочего разнообразного вооружения. Тхай бесконечно удивился:

— Но позвольте, уж если эти мечи кому и подходят, то только вам! — От обиды и непонимания он даже забыл свою утомительную любезность, — Я бы уступил их относительно недорого. Да ведь они словно для вас делались!

— Это оружие слишком хорошо, чтобы спокойно висеть на стене. Оно просится в дело, — сказал я, — А я вовсе не воин. Я, если на то пошло, больше охотник.

Тхай тяжело вздохнул и заговорил про древние женские украшения, но все же то и дело оглядывался на отделанные тусклым золотом старинные ножны. Впрочем, я тоже постоянно поглядывал на лежащие клинки, все еще ощущая на ладонях приятное прикосновение их рукоятей… Слишком стремительно я преодолел с подачи Майи границу между мальчишкой и мужчиной, чтобы успеть стать равнодушным к хорошему, пусть и жутко старомодному оружию.

Дальше я оглядывал стеллажи уже не так обстоятельно. Причудливые древности совсем перестали интересовать, когда я вдруг натолкнулся на НЕЧТО, остановившее меня внутренней созвучностью мечам, хотя я и не смог бы сказать, в чем оно, созвучие это самое, заключено. И тут я узнал эту вещь! Это было явно женское украшение, закрывающее шею, плечи и грудь, усыпанное камнями всех цветов радуги…

Я вздрогнул — именно его тогда видел я на Мани, на Тарии, когда дракон устроил то самое Шоу Теней. Я задумался. Получалось, что я должен взять это украшение и одеть на Мани, или же как раз наоборот, я не должен такого делать?

Я взял сокровище в руки, оно тихонько зазвенело подвесками, как колокольчиками, чистыми серебряными тонами.

— Что это? — спросил я, и тут же из меня вырвалось само собой, — Я бы взял его для…

— То есть как это «что»?! — от удивления Тхай потерял дар речи, он с минуту озадаченно пыхтел, пока я оглядывал позванивающее чудо.

— Я не верю, вы просто смеетесь надо мной! Неужели есть уголки на свете, где не знают, что это такое?!

Я холодно посмотрел на ювелира:

— Вы хотите сказать, что я лгу, заявляя, что не знаю? Ну а что вы знаете о свете, кроме своих древностей, уважаемый?

От обиды на щеках ювелира загорелись красные пятна. Я смягчил тон:

— Мне действительно неизвестна эта вещь, и я спрашиваю у вас: что за предмет у меня в руках, какова его история… А так же продадите ли вы ее мне для госпожи? Размер должен подойти.

Казалось, ювелира вот-вот посетит кондрашка, он побагровел, прохрипел:

— Простите, я сейчас вернусь! — и побежал пить воду. Кажется, я не знал чего-то «основополагающего» для тхерранина. И оно было связано с этой вещью, не то святыней, не то проклятием. Иначе бы Ткан не распсиховался до такой степени, что ему пришлось выпивать полкувшина воды, чтобы успокоиться. Что что ж такое уперли его молодчики?

И — тоже странность — почему это Мани, столь подкованная в легендах, ни звуком не упомянула об украшении, как видно, известном даже детям, единственном в своем роде?! Странно… У меня и раньше бывало ощущение,