Доброволец - Владимир Максимович Ераносян

Сколько лет прошло в бегах и в зонах, сколько ушло на то, чтобы заставить себя уважать, научить воспринимать твое слово весомым. И вот, спустя массу времени, словно ничего нет за тобой, тебя как прежде, как в ранние годы становления, на малолетке, или в дни, когда ты карабкался вверх по криминальной лестнице, могли растоптать и унизить даже не коронованные по всем законам воровской масти короли криминала, а какой-то янки с прихвостнями из бандеровской мрази…

Кто на что учился! У каждого свои университеты. У кого дипакадемии, а у кого улица и «граждане хулиганы». Кто в армейке выгибается, а кто на шконке чалится. Но уважения хотят все без исключения. И покоя. Ему он только снился.

В его профессии стабильность — понятие относительное. Но существующее. Она несколько отличается от того спокойствия, к которому стремятся люди. От обыденности, благосостояния, умиротворенности и чувства защищенности, которые они только понарошку называют рутиной и скукотой, но ради которых они кладут на алтарь целые жизни. Попробуй, брось их в водоворот страстей и неизвестности, они тут же станут грести к знакомому берегу, где тишь да благодать, уютный дом и надежный тыл. Где хватает, и не надо лишнего. Где ненужная роскошь — обременение, а не цель. Может, они правы. Тихие воды размеренного уклада есть высшее благо. Ведь их большинство. И они бывают счастливее, чем иной налетчик, сорвавший куш и прокутивший награбленное за месяц, загремев при этом под фанфары в казенный дом. Ведь крепкая семья — воистину самая желанная атмосфера. Не такая, как у него, «семейка», а настоящая, с любящей женой — хранительницей очага и детишками. Жизнь тогда наполнена подлинной радостью, истинным доверием и комфортом. А не вечными «сюрпризами», неминуемой бедой и волчьим законом стаи, где правит сильный, а выживает самый коварный. Где доверие основано лишь на выгоде, а лидерство — вовсе не зарок долгожительства.

Контрнаступление выдалось весьма успешным. После паники, что возникла на ровном месте, город снова, с минимальными усилиями и практически без разрушений, если не считать двух домов у окраины, перешел в руки ополчения. Намечались выборы, санкционированные правительством Новороссии. И Партизан намеревался в них участвовать. Правда, в качестве кого, он все еще не определился, ведь электоральные пристрастия и всякие там политтехнологии — темный лес для таких, как он. Ресурс, конечно, имелся. Нанять можно было каких угодно агитаторов, подмухлевать с бюллетенями. Но он хотел начать жизнь с чистого листа. Новую легальную жизнь. Хотел победить честно.

— Надо же. Вор хочет честной победы, — гладя на выбритые щеки, вымолвил вслух Партизан. — Зарегистрироваться, что ли? Выдвинуть кандидатуру? Жена под ручку, дочурка в каталке, ухмылочка на камеру и квиток с галочкой в урну…

Так социологи с дипломами посоветовали. Имиджмейкеры прогарантировали стопроцентный результат.

Задав риторический вопрос самому себе, Партизан смачно сплюнул в раковину. Не думал он, что будет так сложно решиться. Был уверен, что все пройдет согласно заранее намеченному плану. Как договаривались. При поддержке донецкой власти. Избиратели отдадут свои голоса за нового героя, переродившегося под влиянием жизненных обстоятельств блатного авторитета. Не представлял, что столкнется с «внутренним врагом», с собственной совестью. Не тот он, за кого себя выдать хочет. Он бандит и никогда другим не станет.

Братва подтрунивала. Слухи просочились и в народ. По городу ходил словно меченый, как на иголках, ловил на себе улыбчивые взгляды. Народ не обманешь. Бога не проведешь. Какой он мэр? У него был карманный прокурор. Это да. Но официально он ни в каких госслужащих никогда не числился. Не по понятиям это. Может, ну его к ядрене фене, мэрство это? Погорячился он. Каждый вершок знай свой шесток…

— Передумал я, — отрезал Партизан на сходняке с приближенными. — Не хочу кабинетной власти. Мне теневой достаточно. Пусть выберут достойного. А я могу поучаствовать, подсобить, как спонсор предвыборного штаба того, кто для города сейчас лучше меня подходит…

И тут Партизану донесли интересную информацию. Оказывается, бывший городской голова, вернувшийся на штыках «бандерштадта», из города не уехал. Мало того, поговаривали, что это именно он сорвал жовто-блакитный флаг на крыше администрации и закрепил вместо него знамя с двуглавым орлом. При этом покосил нациков из «максима». А как лента закончилась, спустился в холл и упал замертво. Но не от смертельного ранения, а от горилки. Потому и жив остался, когда укропы зачищали администрацию. На него не подумали. Голова все-таки. Это бабка-вахтерша потом поведала, что кроме головы в то утро в здании никого не было. Нет дыма без огня. Жители давно б его растерзали. А так сидел, хоть и безвылазно, у себя дома. Пил беспробудно. Правда, жену выставил. Она переехала в «Парадиз».

Партизан решил проверить, правда ли, что люди судачат. Любопытство терзало. Хотелось все выяснить из первых уст. Заявился смотрящий к голове домой. Братву у дома оставил. Как водится, на шухере. Мало ли чем разговор закончится.

— Признавайся, черт, это ты тогда флаг ДНР над ратушей поднял? — так началась беседа.

— Ну, я… — честно ответил пьяный вдрызг голова.

— Зачем? По политическим мотивам или за жену мстил? — прозвучал следующий вопрос.

— За жену мстил по политическим! — буркнул голова.

— Кому мстил, жене или новой власти? — переформулировал вопрос Партизан.

— Для меня они не власть боле… Не знаю кому, — задумчиво изрек голова.

— Помог ты мне из неволи бежать. Убил даже пару фашистов, а других напугал до смерти, позволил мне убежать от них под прикрытием пулемета, — констатировал авторитет роль градоначальника в своем освобождении.

— Я в курсе. Но спасать никого не планировал. — признался голова. — Был бухой в дупель.

— Как сейчас?

— Больше.

— А жену с концами выгнал?

— Мосты сожжены! Она мне с господином-товарищем Урбаном изменила. Проститутка.

— Сперва с американцем.

— С американцем?

— И с ним тоже, — подтвердил Партизан.

— Вот же… — то ли со стыда, то ли с горя закрыл ладонью лицо градоначальник.

— Не простишь ее?

— Теперь точно нет. После американца так точно. Все! Как отрезало. Отвратило. Все. Спасибо, что сказал. Но я б его в бараний рог. На нашей земле гадят под видом друзей. Ложь. Какая ложь… — бил себя в грудь голова.

— Вижу, прозрел. Но ненависть — сильное чувство. У меня к янки тоже свои счеты имеются. Он зря думает, что я его навечно отпустил. Достану из-под земли… Так воспитан. Но ты, я вижу, жену все ж любишь, раз так тебя ее измена впечатлила.

— Нет, презираю! Не люблю.