Зеркальный лабиринт - Анастасия Игнашева

— Далась тебе моя прабабка.

— Так это же она его нашла.

— О-о-о! — застонала Анка, — Этот уродец, как ты выразился, — проклятье нашего рода. А кстати — что это за конь в пальто был? На редкость мерзкий тип.

— Гука. Его Женька так зовёт. Глава местной администрации. Поставили его из соображений лояльности и благонадёжности. — Март стряхнул сигаретный пепел в стаканчик из-под водки, — Редкостный идиот. Но при прежнем режиме он слыл диссидентом и теперь корчит из себя " мученика режима" и " узника совести". Хотя никакой он не мученик и не узник. На Земле отсиживался. А до того, как сбежал был актёром в одном из театров. Но захотелось ему «свободы» видите ли. Вот поэтому у нас долгое время не было профессиональных актёров, спортсменов и прочих «людей свободных профессий». Все наши актёры, художники, спортсмены и так далее — были любителями. Работали, а искусством занимались в свободное время. И я думаю, что это правильно. Потому как, если верить вашей истории эти люди очень скоро начинали слишком много о себе воображать.

Тогда же Март рассказал ей и один из своих снов, снившихся ему незадолго до её приезда.Или это не сон был? Март говорил, что не был до конца в этом уверен.

Второй сон Марта.

Я снова падал. В этот раз я даже не успел удивиться, как оказался в новом для меня месте. Под ногами какие-то мелкие кусты или деревья, мягкий мох, невысокая и жёсткая трава. Над головой огромное, высокое небо с лёгкими облачками. Солнце стояло низко над горизонтом, но почему-то не было ощущения, что это закат или рассвет. Просто оно на необычном для меня месте. То, что я снова попал на Землю, я понял сразу. Почему — не знаю. Наверное, понял это по виду знакомой растительности, хотя и необычно низкой, и спектру солнечных лучей. Такого цвета лучей нет больше нигде. Особенно это заметно при закате. У нас на Счастье Человечества солнце другое. И закаты совершенно другие. Но тоже красивые, несомненно. Вдруг подул довольно прохладный ветер. Если солнце сядет, то станет очень холодно. Нужно идти. Желательно туда, где живут люди. Хотя… Ещё раз оглядевшись я понял, что, скорее всего, в этот раз я провалился на север, в какие-то приполярные широты. Только вот Россия это или нет — пока не знаю.

Невдалеке просматривалась небольшая тропка. Для этих мест можно сказать, что дорога. Люди здесь живут в очень малых количествах, север суров. И наличие тропы может означать, что жильё рядом. Правда «рядом» может растянуться на десяток-другой километров. Но буду надеяться на лучшее. К тому же, у нас люди живут, в большинстве своём, в более тёплых широтах и полярная ночь, как и полярный день, им незнакомы.

А здесь, похоже, был именно полярный день.

Тропа петляла среди невысоких пологих холмов. Солнце так и не садилось, хотя прошло не меньше двух часов. Стала наваливаться усталость. Странно, как во сне можно чувствовать усталость? Или голод? Или холод? Не тот холод, что леденит душу, а просто понижение температуры. Да, не смотря на быструю ходьбу я стал замерзать и захотелось перекусить. Но останавливаться нельзя. Подозреваю, что я за Полярным кругом и сейчас полярный день. Потому топаю дальше. Да и просто присесть вокруг не на что, а на землю мокро и холодно… Это Север. И что-то мне подсказывает, что суровый русский Север. Я об этом много читал и смотрел видео.

Кода силы были уже на исходе, а бродил я уже почти сутки, и от усталости подкашивались ноги, впереди появились строения. В глазах уже вовсю крутились звездочки от желания хотя бы одного глотка воды. Подойдя к первой попавшейся избе обессилено опустился на завалинку и вытянул ноги. И блаженно заснул. А может потерял сознание.

Очнулся я в кровати и уставился взглядом в потолок из деревянных, неровно измазанных белой известью досок. Вспомнить, где я, было очень тяжело, мысли путались, перескакивали с одного на другое. Прошлое, настоящее, а может будущее? Почему я? Почему именно сюда? Какой сейчас год или даже век?

В комнату кто-то зашёл. Были слышны шаркающие шаги и тихое позвякивание чего-то металлического. Я решил помолчать и послушать, вдруг ситуация прояснится. Что-то шуршало, шипело, иногда доносились тихие стуки. Недалеко от меня, прямо на стене, в углу висели портреты каких-то похожих друг на друга людей. Картины были написаны масляной краской не на холсте, как обычно, а прямо на деревянных досках. Под картинами висела маленькая баночка с зажжённым внутри настоящим огоньком, который трепетал на сквозняке. Тягостно шли минуты. Когда моё терпение почти кончилось вдруг раздались слова, сказанные приглушённым женским голосом:

— Ну что, касатик, вставай. Иди, родной, покушай, чем бог послал.

Я даже вздрогнул от неожиданности. Но язык был русским, да и есть хотелось просто до безумия. Поэтому, оторвав голову от подушки, свесил ноги на пол. На мне была странная белая одежда. Что-то знакомое из древней истории. Но как называется эта одежда я вспомнить не смог.

На столе в тарелках были пирожки! Настоящие, печёные, пахнущие сдобой продолговатые румяные пирожки. Такое я пробовал только в глубоком детстве, ещё когда жил на Островах и когда ещё была жива прабабушка. В нашей семье только она умела печь пироги. У меня даже слёзы навернулись от воспоминаний. Опустившись на лавку долго не решался притронуться к еде.

— А где можно руки помыть, умыться? — спросил я хриплым голосом.

— А вон там, в коридорчике, рукомойник висит. Только оденься, милок, холодно там. — ответила мне женщина.

Она была одета в чёрное простое платье до пола из грубой ткани, на голове такой же чёрный платок. Из-под платка выбивались седые тонкие локоны. Кожа у женщины на лице была обветрена и из-за этого красноватого оттенка. Морщины разбегались глубокими трещинками по всему лицу. Но голос не был старым. Голос был мелодичным и приятным, глубокого низкого тона. И совершенно не вязался с тонкой фигурой невысокого роста.

Кое-как накинув на себя непонятное пальто из настоящей кожи с шерстью, причём шерсть была мехом внутрь, и надев огромные сапоги из плотного толстого материала, похожего на ткань, я вышел в коридор. Справа, у окна стояло ведро. Над ним подвешен древний сосуд, из