Амлет, сын Улава - Адель Гельт

- А что, Амлет Снорнлегр, - вновь обратился ко мне пьяненький уже собеседник и сочашник, приставленный Ингольфом Арнарссоном взамен Левого и Правого братьев, некстати ушедших в вик, - как тебе наш большой город?

Мы сидели в наилучшем городском бьёрхусе и пили. Вернее, он, Бьярни, пил, я лакал, он, сын Форина, залился уже по самые глаза, я же соблюдал достойную будущего скальда умеренность.

Вопрос этот Бьярни Форинссон задавал мне уже в третий раз, и отвечать одно и то же мне порядком надоело. Я осмотрелся — не слышит ли кто посторонний — и ответил прямо.

- Мал мне ваш большой город, Бьярни. Стал. Годом ранее, - я ухватил пастью крепко посоленный жареный сухарь, и стал звучать чуть менее внятно, - казался взаправду огромным, теперь нет. Верно, я немного подрос, от того и мир вокруг меня съежился.

Когда-то я накрепко затвердил урок отца моего, и был он о том, что тянешь ли ты крепкий хмельной мед, лакаешь ли пахучий зимний эль — соблюдай обязательную умеренность, и через то избежишь многих бед. Еще бы прочие все были таковы же в питье!

Навязанный мне собутыльник не замедлил обидеться: по правде, видно было, что и до этого ждал он только повода. Сделав лицом страшное, раскрыл он рот, явственно желая, для начала, проучить зарвавшегося юнца крепким словом, но сделать ничего не успел: прямо в красное от выпитого лицо уже летела кружка, пущенная чьей-то уверенной рукой. Летела, и прилетела: в бьёрхусе началась чаемая, но, как всегда, неожиданная, драка.

Дрались скромно и незло, но банвидблёда не блюли — в пьяной драке немного можно, главное, не до смерти и даже не до увечий. Меня спервоначала не трогали, ведь стол наш стоял наособицу, ученика великого скальда во мне признали и задирать не торопились. Все то ли испортил, то ли исправил, Бьярни: получив кружкой прямо в нос, он рассвирепел и бросился в бой — где тут же и лег от сильного удара пущенной кем-то в ход скамьи. Пришлось вмешаться, чтобы, по крайности, оттащить человека Ингольфа куда-нибудь в сторону.

Как я оказался одним из немногих, стоящих еще на своих ногах, я так и не понял: верно, в какой-то удар сердца исподволь вмешался Хетьяр Сигурдссон, о котором я уже знал, насколько он был когда-то горазд именно в такой, нестрашной пьяной потасовке.

Еще кто-то один встал ко мне спиной и мы с ним оба спиной к спине. Я обонял неизвестный, но знакомый, запах, в воздухе летали шерстинки: не только рыжие, как у меня, а черные и белые вперемешку, да еще я пару раз задел своим хвостом чей-то чужой, столь же напружиненный.

- Остыли резко! - закричал от подавальни огромного роста и сложения муж, рыжий (по поводу каковой масти я сразу же почувствовал к нему симпатию) и краснолицый. - Двое на ногах, оба из одной партии, стало быть, есть победители!

Я посмотрел себе под ноги: Бьярни Форинссон так и не встал на ноги, более того, он, кажется, успел и умудрился уснуть. Верно, рыжий здоровяк — под вторым из моей и нашей партии — имел в виду того пслоглавца, которого я пока только ощущал, но еще не видел.

Тут же подумал: драка закончена, доблестные драчуны, кряхтя и иногда постанывая, помогают друг другу подняться, кто-то уже понес по местам скамьи и столы... Пора обернуться к нечаянному союзнику и проявить вежество: познакомиться.

Я так и сделал, и стоявший ко мне спиной поступил в тот же удар сердца и точно так же.

Союзник мой оказался во всем меня мельче: на голову ниже ростом, тоньше в кости и мордой, и даже с первого взгляда куда как менее силен. Еще у него... У нее... оказались волшебные карие глаза, прикрытые сейчас пушистыми ресницами, очаровательные белые круги на угольно-черной морде, и такой же сказочно-белый, похожий на цветок, след на лбу.

Она оскалилась дружелюбно, подмигнула мне левым глазом, и протянула правую руку.

- Рокид, дочь Ульфринна.

Уже ночью, глядя уже почти без страсти, но с нежностью, на разметавшуюся на простынях спящую Рё, я думал.

Думал, что, наверное, должно было быть как-то иначе. Отец, конечно, рассказывал мне под большим секретом, что первой познал не мою мать, а совсем другую женщину: та была старше его годами, во всем опытнее, и, что главное, не потребовала немедленно свадебной клятвы. Все оказалось хорошо, и никто не стал портить расставания слезами или обещаниями, горячими и неуместными.

Думал, как Ульфринсдоттир проснется и что мне после этого скажет. О том, есть ли у нее муж или мужчина, не считая меня. О возрасте, который глупому мне казался тогда преградой непреодолимой: шутка ли, союзница в драке, а потом и в иной битве, оказалась старше меня на целых семь лет!

Еще я вдруг понял, что с самого окончания драки не слышал, не видел и не ощущал вовсе прозванного при жизни Строителем, и что это странно: до того мне казалось, что уж такого-то случая присмотреться и посмеяться мой дух-хранитель нипочем не упустит...

Отсутствие сына Сигурда беспокоило, и я решился его позвать: конечно, внутри себя.

- Слышу тебя, Амлет, но ближе не подойду, - голос Хетьяра звучал как бы издалека, будто обладатель его шепчет себе под нос, но я его странным образом слышу. - Не подойду, потому, что не мое это дело: то, что происходит между взрослым мужчиной и его женщиной, всегда должно оставаться между ними двумя.

- Но ты же дух! Прости, конечно, - я вдруг понял, что сморозил обидную глупость. Сейчас-то он, конечно, неживой, но ведь так было не всегда, а что память, что чувства свои Хетьяр, в какой-то мере, сохранил!

- Я стараюсь не напоминать тебе о возрасте и разнице в опыте, - скрипнул бесплотными зубами дух-покровитель, - но сейчас именно такой случай, Амлет. Поэтому — помолчи, щенок, и послушай взрослого дядю.

Понимаешь... Я ведь ее любил, и всю жизнь любил только ее. Даже когда умирал, звал не мать, не наших детей, а только жену... Теперь уже вдову, да. Ни разу за всю жизнь не желал другой женщины, а теперь так получается...

Я молчал пристыженно: мало того, что сказал зря, так еще и обидел своими словами достойную из жен, наверняка все еще оплакивающую в своем мире и времени