Отражение зверя - Галина Дмитриевна Гончарова

Но что же это было с самим Виталисом? ЧТО?!

А, неважно! Главное, чтобы впредь такого не повторялось! И для этого надо убрать королеву.

* * *

Джиро Ако горел в лихорадке.

Лекарь пришел еще раз, покачал головой – и ушел. А что еще он мог сделать? Если чернота ползет по ноге все выше и выше, если зловещие алые пятна уже поднялись выше паха, если от мужчины так пахнет, что в трюм войти невозможно, тошнить начинает! Только его приятели за шагренцем и ухаживают.

Ну, и Бертран, конечно!

Юнга послушно приносил воду и выносил поганое ведро, носил шагренцам еду с камбуза и даже подменял их иногда, соглашаясь посидеть с больным.

Да и что там сидеть?

Бредит он, в себя не приходит… Берт даже по своей инициативе ему пару раз опиум подмешивал. А что?

Мучится же человек! А если он не знает, то и греха на нем нет, все на Берте! Дикари все же эти шагренцы! Вот и сейчас смотрят на него своими узкими гляделками, не поймешь, о чем думают!

Сам Берт в разговоры первым не лез, и не полез бы, Джиро открыл глаза.

Наткнулся взглядом на Рэна.

– Командир…

Рэн опустился на колени рядом с гамаком, коснулся руки друга.

– Лежи, Джиро. Тебе пока не стоит лишний раз говорить, ты болен…

Мужчина моргнул глазами, на большее у него просто сил уже не оставалось.

– Умираю, Рэн. Я умираю.

Бертран с ним был полностью согласен. Но не скажешь ведь вслух! И так он шагренский понимает с пятого на десятое!

– Ты обязательно поправишься, – отозвался Рэн. – Я в тебя верю.

– Уже нет… я уже почти ушел. Надо было вернуться, сказать. Я сон видел… командир, когда тебе даруют крылья, будь за это благодарен! Не то Шагрен погибнет в огне и воде!

Рэн поднял брови.

– Да-да, конечно, друг. Как скажешь!

Всерьез он это не принял, понятно же, бред… умирающего. Да, именно так.

Предсмертный бред.

Джиро застонал от боли и чего-то такого… Бертран внимательно наблюдал за ним и поклясться мог бы – отчаяние? Да, именно это! Его не слышали, не понимали, а время уходило, времени почти нет…

– Не отвечай злом на добро! Даже ради лучшего мира, – глаза Джиро закатывались, но он упорно пытался найти взглядом Рэна. – Умоляю, помни, пом… ни…

Голова шагренца запрокинулась, лицо его стремительно серело. Рэн опустил голову.

– Джиро…

С другой стороны так же тоскливо смотрел в пол Изао. Старый друг, соратник, и вот… такая смерть! Так… безнадежно!

Шагренцы стараются не показывать боль и страх, только вот как тут быть? Когда волнами накатывает, и сил нет сдержаться… Рэн прокусил губу до крови, но помогало плохо.

Бертран потихоньку выскользнул за дверь.

Надо сказать капитану о случившемся. И пусть похороны организуют, что ли? Шагренцы хоть и дикари, а все же негоже, как собаку, за борт, выкидывать, что ж они – нелюди какие? Хотя бы Многоликому помолиться, уже дело!

Господи, на все воля твоя…

Интересно, что имел в виду этот несчастный, говоря о крыльях? И о неблагодарности? Бредил, наверное…

Глава 5

Как украсть принцессу?

Сама Мария выйдет откуда угодно, главное, чтобы там хоть маленькая дырочка в стене была. А вот как быть с Анной?

Ответ нашелся легко.

Как украсть золотой унитаз у миллиардера? Да элементарно, оденься сантехником, обматери охрану, пни собачку миллиардера, чтобы тут не тявкала, пообещай им, что все в дерьме утонут, свинти внаглую унитаз, погрузи и увези. Еще и охрану можно сюда же припрячь, пусть тащить помогают! Золото – тяжелое.

Наглость – тоже.

Главное, быть в себе полностью уверенным, тогда тебя и пропустят, и выпустят, и проблем не возникнет. Ну и детали важны.

Сантехник обязан выглядеть соответственно, в спецовке, с легким ароматом Парижу, и разговаривать исключительно на монголо-татарском языке[18].

Анне стало интересно, так что она решила попробовать!

И вот, к воротам дворца помчался поросенок, предусмотрительно купленный эрром Феликсом. Он визжал, орал… конечно, это были хозяйственные ворота, но помилуйте, не через парадные же свиней на кухню привозить? Поросят в том числе, которых обожал Иоанн! Особенно он их любил в запеченном виде!

Поросенок бежал на свободу и визжал. Нет, не от счастья, а потому, что эрр Феликс мазнул ему чем-то жгучим под хвостом, для резвости и активности.

А вслед за ним, с воем: «Стой, гад!!! Стой, колбаса!!!» мчалась Анна. В старом крестьянском платьице, которое также пронес во дворец эрр Феликс, с замурзанной мордахой и тщательно убранными под чепец волосами.

Как есть – крестьянская девица.

Свина она ловила упорно, стражники покатывались со смеху, и, когда поросенок полетел прямо на ворота, его не задержали. Просто не смогли.

Тридцать килограммов поросенка протаранили створку ворот и вылетели на свободу, за ним, по улице, с криком побежала Анна. И кто бы ее хватать стал?

Все за животы держались от смеха.

– СТОООООЙ!!! – удалялся вдаль дикий крик.

Эрр Феликс перехватил девочку на полдороге и затянул в подворотню, мысленно пожелав свину удачи. Свое дело он сделал, остальное… да пусть бежит!

– Эрр, – улыбнулась Анна. – А мама скоро?

– Уже тут!

Мария, которая выпустила свинтуса и подстраховывала Анну, стоило девочке выбежать за ворота, тут же обернулась змеей – и тоже выскользнула прочь. На нее и внимания никто не обратил.

Деньги и драгоценности она уже давно отнесла Тине, женщины ждали только ее прихода, уже и узлы увязали, и фургончик купили с лошадьми, крепкий такой, с кожаным тентом и потайным ящиком, оставалось только выехать за ворота.

Да и тут все прошло отлично.

Семья: бабка, внучка, муж внучки и правнучка никаких подозрений не вызвала. Ну, едут? Так и что? Тем более вся семья была белобрысая, все улыбались, пошлины заплатили – чего еще надо? А что остановились, когда их больше не видно было из ворот, тоже ничего страшного. В лес съехали, чтобы никому не мешать… бывает. Никто и не заметил, как в фургон, под кожаный полог, скользнула толстая пестрая лента. И закивала головой, мол, поехали!

Феликс чуть шевельнул вожжами, и повозка тронулась вперед.

* * *

– Ваше величество, договор готов.

Бустон оторвал Иоанна от занимательного занятия. Его величество читал отчет казначейства. Да доверял он Алесио, доверял, но тут уж лучше лишний раз проверить. Два раза.

Только вот Иоанну это не нравилось.

Умею, практикую, терпеть ненавижу, как говорила Мария задолго до своего попаданства. Вот Иоанн практиковал и медленно зверел. А тут