Шапка Мономаха. Часть I - Алексей Викторович Вязовский

— Ничего не бойся, Августа, — шепнул я ей напоследок и дал отмашку улыбающемуся Ваське.

Под сдавленный девичий писк шар поплыл в небо. Видно было, как Августа вцепилась в канат одной рукой и придерживает свой капор другой.

Шар спустился, я помог невестке выбраться из корзины.

Щеки ее горели, глаза сияли ярче звезд, грудь под черным платьем ходила ходуном. Когда она немного пришла в себя и ее восторги слегка поутихли, между нами состоялся странный разговор.

Августа посетовала на Объявление по случаю кончины Его Императорского Высочества цесаревича Павла, которое установило для нее и женских персон 1-го и 2-го класса отдельные «печальные одежды» на каждый квартал годового траура.

— Для меня с моими фрейлинами такие расходы непомерны. Обычно, как мне сказали, государство берет на себя все затраты.

«Это где ж откопали люди Никитина такого умника, который бумагу составил? Его бы руки — да ему в афедрон!» — только и смог я родить светлую мысль.

Августа, заметив, что я мнусь, как нашкодивший семинарист, невинно спросила:

— Разве у Вашего Величества мало денег? На пиру в Грановитой палате я слышала иное. Дескать, большие деньги с приисков вы получили.

— Ты ж по-русски не понимаешь!

— Слова «золото» и «миллион» доступны моему разумению. Думаю, для вас пятьдесят тысяч не великая сумма, — невинно похлопала глазками Августа.

— Да этих денег считай уже нет! На армию половина минимум уйдет, на вооружение, да на припас. Голландским купцам заплатить за селитру вперед.

Я начал перечислять все свои гигантские траты, Августа мягко настаивала. Дескать, статус и все такое…

«Ах, ты ж, немец-перец-колбаса! У тебя, Наталья свет Алексеевна, евреев часом в роду не было? Слово „мильен“ тебе понятно, ага! Полста тыщ — ерунда, ага! Да за такие деньги я сколько полков снаряжу⁈»

— Желание женщины — закон, — с трудом выдавил из себя и немедленно урезал осетра, чтобы не выглядеть в собственных глазах совершенным подкаблучником. — На первое время ограничимся платьями для первого квартала, а там посмотрим.

Августа изобразила то, что умеют только правильные барышни из благородных семейств — одновременное выражение и легкого недовольства, и радости от маленькой женской победы.

— Продолжим любоваться тем, как взмывают к небесам другие смельчаки!

Она, без всякого сомнения, чувствовала себя покорительницей воздушного океана. Или укротительницей?

* * *

Мы развлекали моих новых соратников примерно час. Поднимался в воздух и сам архиепископ. За это время площадь изрядно заполнилась народом. По большей части это были обитатели Китай-города. Но и с прочих концов Москвы текли человеческие ручейки.

Наконец Васька крикнул мне из шара:

— Выехали! Вижу сигнал. Опускайте!

Это означало то, что к нам наконец выдвинулся персидский посланник. Приглашение ему передал Егиазарян, и он же должен был сопроводить дипломата сюда на площадь. Где, по задуманному мной сценарию, я должен был спуститься с небес на встрече к послу.

Так и получилось. Перс со свитой и казачьим эскортом добрался до площади минут за двадцать, и в это время я уже парил в небесах, впервые с такой высоты разглядывая Москву.

Зрелище было удивительное. Москва, конечно, была узнаваема своей паутиной улиц, но совершенно неузнаваема своей приземистостью застройки и отсутствием привычных доминант. Блестели куполами головки многочисленных церквушек, ярко выделяющихся на этом пасторальном пейзаже.

Кремль был частично в лесах. Это по моему приказу всякого рода залетчики из моего войска оттирали щетками остатки известки с кирпичной кладки. Заодно чистили и от мха с кустами. Я хотел ко дню коронации привести старинную крепость к тому виду, который был привычен моему глазу и мил моему сердцу.

Под ногами шевелилась толпа, занявшая уже больше половины площади. К счастью, давки не было, поскольку такое зрелище как шар было прекрасно видно отовсюду. И смысла напирать на оцепление не было.

«Надо будет подкинуть задание Неплюйводе сделать серию картин с панорамой Москвы с высоты птичьего полета. Потомки оценят», — решил я и дал сигнал опускать корзину.

Персидский посланник выглядел этаким колобком, но трудно сказать точно, что было виной такому впечатлению: его комплекция или фасон его богато украшенной одежды. На голове у него был намотан зеленый тюрбан преизрядных размеров, украшенный драгоценной заколкой. То ли не все казачки выгребли, то ли здесь одолжился у соотечественников.

Наблюдал он мое снижение, цокая языком и покачивая головой от восхищения. Скопившаяся на площади толпа начала скандировать славицу в мой адрес. Это специально обученные люди по сигналу Новикова стали подзуживать народ, пользуясь инстинктом толпы. Что срабатывало на футбольных стадионах моего времени, сработало и сейчас.

Я важно вышел из своего летательного аппарата и взмахнул рукой, приветствуя народ на площади. Потом я обернулся к делегации. Все сопровождающие посла, кроме него самого, опустились на колени. А посол глубоко поклонился.

— Да хранит и приветствует Господь Всехристианнейшего Государя, простирающего свою могучую волю на русские земли! — немного нараспев начал он свою речь. — Моими недостойными устами приветствует тебя хранитель порядка и спокойствия Персии, местоблюститель шахского престола Керим-хан Зенд Мохаммад, да продлятся его дни! Неусыпным попечением обоих хранимых Всевышним престолов в прежние годы между нашими державами сохранялись мир и благополучие. Но Аллах свидетель, что под мудрым правлением столь одаренного господом русского государя между Россий и Персией будет достигнута истинная дружба и любовь.

С этими словами посол еще раз поклонился. Я подхватил этот выспренний тон.

— Я рад приветствовать достойнейшего из сынов великой Персии и в его лице мудрейшего из мудрых правителя Керим-хана. Нет ни малейших причин, дабы мир и благополучие между нашими странами были нарушены. И господь свидетель моим словам. А те же испытания, кои выпали на вашу долю в Астрахани по вине разбойников, посмевших прикрываться моим именем, неизбежное зло, существующее в мире только для того, чтобы, повергая его, подчеркивать торжество добра и мудрости Господа. Да будет Он мне свидетелем, что виновные будут найдены и наказаны. А потери вашего посольства будут возмещены мной лично.

Посол вскинул руки и воскликнул:

— Все, что происходит или не происходит в этом мире, по воле Аллаха, который не имеет недостатков. И упомянутые неприятности столь незначительные, что не достойны занимать время и внимание великого государя.

— Воистину вашими устами говорит мудрость. И все, что происходило с вами и со мной на нашем жизненном пути, служило только нашему благу. Как сказал ваш величайший поэт Омар Хайям:

'Кто битым жизнью был, тот большего добьется.

Пуд соли съевший выше ценит