Мажор : На завод бы шел работать! - Анна Наумова

- Обсуждают, наверное, кто на что зарплату потратил, - предположил Мэл.

- Минус двадцать пять на улице, - сказал я, дуя на руки, которые даже в перчатках замерзли. - Не самое удачная погода для беззаботного трепа на улице.

Однако, проходя мимо кучек беседующих и невольно прислушавшись, я понял, что обсуждали они отнюдь не покупку нового кресла, штор или сервиза.

- А как он выглядел-то? - ошарашенно спрашивал пожилой рабочий.

- Не знаю я, Митя, - взвизгнула тетя Клава и прижала ладонь ко рту. - Никто не знает. Еле в себя пришел, говорит - выходил из переулка, шел к магазину, а его раз - и по голове. Очнулся в подворотне, голова пробита. И карманы пустые. Поднялся кое-как, пошел в милицию. Только до участка дошел - и прямо на ступенях вырубился. Замерз бы, да дежурный выходил покурить, дверь открыл и увидел его... В травму отвезли. Сейчас дома с пробитой головой лежит. Сотрясение.

- Опять, что ли, кого-то пришить пытались? - ошарашенно спросил Мэл. - Надо же! Вылезла снова откуда-то эта падла...

- Слушайте, - предложил я, - давайте не будем на улице языками чесать. Пойдем внутрь. У Степаныча спросим, он все всегда знает.

Вахтер Федор Степанович или, как его величали тут все, Степаныч, сидящий на проходной, вместо обычного приветствия просто хмуро кивнул.

- Степаныч, ты часом не знаешь, что произошло? - осторожно спросил его Мэл.

- Знаю, конечно, - мрачно ответил Степаныч. - А ты, паря, только проснулся, что ли? Пацана обчистили.

Глава 20. Предчувствие сбылось

- Пацана? - жадно спросил я, пытаясь выведать у и так немногословного вахтера хоть что-то. Степаныч от меня попросту отмахнулся, но я продолжал наседать: - Какого пацана? Нашего, заводского? А что с ним?

- Иди-ка, Эдик, переодевайся. - напрягся Степаныч, видя, как к проходной идет директор завода - приземистый, жилистый мужчина, Лев Егорович. Тот, обычно всегда вежливый со всеми - от технички до начальника цеха, на этот раз просто хмуро кивнул Степанычу и резко сказал, обращаясь к нам:

- Товарищи, звонок через три минуты. Нечего лясы точить. Прошу всех занять рабочие места.

И, все так же нахмурившись, он ушел вверх по лестнице к себе в кабинет.

- Идите-ка, парни, - повторил за директором Степаныч. - Смена вот-вот начнется. И... это... - он напрягся. - Вы, ежели денежку какую с собой имеете, никому не говорите. А лучше вообще дома спрячьте, в надежном месте. Или на книжку положите.

- Да что случилось-то? - оттиснул меня в сторону высокий Мэл. - Дядь Ефим, Вы же знаете, мы не отстанем, пока не узнаем.

- Тьфу-ты ну-ты, - выругался Ефим Степаныч, доставая из кармана папиросы. - Присосались, как клещи к одному месту, и не скинешь тебя... Да весь завод уж на ушах стоит! Дениску нашего, щупленького такого, битой по голове оприходовали, аккурат у магазина фотоаппаратов. Пацаненок, как и все, зарплату получил, вот и решил себе хороший аппарат купить. Стоял тут, рассказывал мне, как он фотолабораторию дома организует. Деньги в карман сунул - и айда в магазин. Решил срезать дорогу - дворами пройти. А его там - бац - и по затылку сзади шибанули. Пасли, видать, его от самого завода. Будто кто-то знал, что он с получкой пойдет... Матери хотел к дню рождения подарок сделать - портрет снять. Вот и сделал...

- А Вы, дядь Ефим, откуда знаете? - вмешался Толик.

- Да Клава наша всем уже растрепала, тетеря, - недовольно дернул подбородком Степаныч, указывая в сторону словоохотливой работницы. - Соседка она Денискина. В одном подъезде живут. Директор поэтому и недоволен - уже слух по городу пошел, что в районе банда орудует. Люди не хотят лишний раз из дому высовываться. Невестка моя, Оля, сынишку нашего сегодня в сад вести отказались. Пусть, говорит, дома посидит. Я перечить не стал - понимаю ее, мать все-таки, переживает. А еще Никитична, буфетчица наша, не придет сегодня. Говорят, бюллетень на три дня взяла, вроде колени у нее старые болят. Зуб даю, ничего у нее не болит, просто из дома выходить боится. Хороша Клава, всем растрепала. Вот бабы, бабы, язык, как помело...

- Ладно, - спохватился Мэл, взглянув на большие настенные часы, висящие на стене рядом с местом, где сидел Степаныч. - Спасибо, дядь Ефим. Айда работать!

Обстановка в цеху завода "Фрезер" в тот день была нервная. Никто, как это было у нас заведено раньше, не шутил, не смеялся. Заводчане сосредоточенно работали, а во время обеда, наскоро перекусив, хмуро отдыхали на лавочках в раздевалках... То один, то другой будто ненароком поглядывал на пустующий станок, за которым еще вчера работал Денька, один из самых юных сотрудников завода. Сегодня станок пустовал. И пустовать он будет еще пару недель минимум, пока Денька валяется дома - с сотрясением и пустыми карманами.

Уже второе ограбление за короткое время. Сначала добрейшей души тетя Люся, так любившая угощать всю дворовую детвору пирожками и всегда разрешавшая набрать у себя в квартире воду для брызгалок. Теперь вот никому в жизни не сделавший ничего плохого Денька - низенький, щуплый, улыбчивый, жизнерадостный парнишка, так мечтавший подарить маме на день рождения ее фотопортрет...

И снова нападают не на первого встречного-поперечного, а на того, кто несет с собой солидную сумму. Совпадение? Не думаю. А кто будет в следующий раз?

Чувствовалось, что всех заводчан - от технички до директора - волнует один и тот же вопрос: есть ли связь между этими двумя нападениями? Это все тот же рыжий парень, который, ничтоже сумняшеся, пырнул ножом несчастную тетю Люсю, или уже другой? Он действует в одиночку или у него есть сообщники? Может, это банда преступников? Или просто разрозненные нападения, которые по чистой случайности произошли совсем рядом? А может, это какой-то заключенный, сбежавший из мест, не столь отдаленных?

При этой мысли мне стало не по себе. Там же полные отморозки есть! Вон даже спортсмена Эдика чуть не порешили. А уж справиться с пожилой женщиной или щуплым пацанам для бандита - плевое дело.

Помню, как-то мы после смены решили выпить пивка втроем - я, Толик и наш мастер Михалыч, который помнил Эдика Стрельцова еще не звездой советского футбола, а простым учеником, работающим на заводе "Фрезер".

- Хороший парень был, - хмуро сказал он, колотя о стол воблу. -