Кодекс скверны. Предтеча - Ольга Ясницкая

— И всё это ради меня одной? — Ровена, казалось, не верила собственным ушам.

— Урсус ненавидел рабство и относился к осквернённым не хуже, чем к равным. А часто даже лучше. Думаю, рано или поздно он бы сам пришёл к этому. Ты просто стала своего рода катализатором. Но как я уже сказал, мы были молоды и самонадеянны, действовали почти открыто и кое-кому это пришлось не по душе. Конечно же, важную роль сыграл Легион. Его щупальца уже давно достигли Сената, самые влиятельные семьи Прибрежья оказались на стороне рабовладельцев. Легион искал пути остановить обезумевшего по их утверждениям, короля и, в конце концов, нашли в лице Юстиниана. Твой дядя всегда слыл ярым ненавистником осквернённых и чтил каждое слово Заветов, что те фанатики. Думаю, его не понадобилось слишком долго уговаривать. Но всё это мои предположения, конечно же. Доказательств нет, кроме слов Севира. К сожалению, мне так и не удалось полностью вскрыть этот гнойник, выявить всех причастных. А теперь это и не важно, наверное. Может, Юстиниан и сам дошёл до этого, но не без поддержки. Его вообще мало кто воспринимал всерьёз, а зря, как оказалось. Не так-то он прост, Ровена. Все эти сказки про дикарей, рыскающих по Мёртвым Пустошам в поисках короля скормили народу на голубом глазу. О страсти Урсуса к охоте не знали только младенцы, устроить засаду было проще простого. Вполне удобно, не так ли? Ни свидетелей тебе, ни улик. Но вот, что меня уже тогда сильно смутило: ни одного мёртвого уруттанца так и не обнаружили, в отличие от пары дохлых наёмников с зелёными нашивками на рукавах. Они даже не маскировались! Да и зачем? Кто будет проверять, верно?

— Поэтому дядя искал Севира? Боялся, что правда всплывёт?

— Возможно. То ли народного осуждения боялся, то ли мести от осквернённых, но, к счастью, мне удалось убедить его бросить эту затею.

— А что с Севиром? Он всё ещё жив?

— Как знать, дорогая, как знать… — Максиан поднялся с кресла, наполнил стакан водой и протянул принцессе.

Ровена поблагодарила, но к воде не притронулась. Её спокойствие серьёзно настораживало. Заметно, что сдерживается, прячет слёзы, и всё же не такой реакции он ожидал. Истерика, крики, угрозы — да, пожалуйста, только не это каменное лицо с пустым взглядом. Как бы ни натворила чего.

— О чём ты думаешь?

— Как дальше с этим жить, — глухо отозвалась она.

— У тебя нет другого выбора. Ты должна смириться. Помнишь, о чём обещала? — Максиан склонился над ней и сжал её плечи. — Ты меня слышишь? Ты должна!

— Отец погиб из-за меня. Не родись я такой, он был бы жив. И мама, наверное, тоже.

— Выбрось эти глупости из головы! Никто не выбирает, где и кем родиться. Прими его жертву как шанс прожить спокойную и счастливую жизнь. Не попирай его память своей слабостью!

Максиан злился: не на неё, на себя. Он искренне хотел бы пообещать, что всё будет хорошо, что всё забудется, как ночной кошмар, но лгать не хотелось.

Хорошо уже не будет. Ни завтра, ни через десять лет, никогда. Утешения здесь не к месту. Пройдёт ещё много времени, пока рана не зарубцуется, но всё равно останется на юной душе уродливым шрамом, время от времени тревожащим бессонными ночами. С этим грузом придётся идти до конца дней и он бы отдал многое, чтобы суметь вернуться хотя бы на пару часов назад, найти и сжечь проклятый листок, который должен был сгореть с остальными ещё одиннадцать лет назад.

— Ты прав, — она поднялась на ноги. — Прости. За меня можешь не волноваться, я постараюсь вести себя так, будто ничего не знаю.

Он растроганно улыбнулся и крепко обнял хрупкую, но такую сильную и смелую, девочку.

— Ты — дочь своего отца, Ровена, — с нежностью в голосе произнёс он. — Урсус бы гордился тобой, можешь не сомневаться.

Она натянуто улыбнулась и скрылась за дверью.

Не стоило бы сейчас оставлять её одну, но привлекать лишнее внимание, разгуливая по коридорам с юной принцессой слишком опрометчиво. Однако, есть кое-кто, кому можно доверить такое дело.

Максиан спрятал листовку в карман пиджака и вышел из кабинета.