Огню плевать - Андрей Евгеньевич Фролов

Я не мог бы назвать свой арсенал огромным, но бережный уход за его единицами неоднократно выручал меня в передрягах, а потому мной ценился каждый железный друг.

Набросив на плечи портупею, я утяжелил ее запасными кассетами на одиннадцать фанга[3] каждая и подтянул ремни; в саму подмышечную кобуру лег «Молот» — любимый короткоствольный башер[4] с укороченной под мою кисть рукоятью. В чистке не было необходимости, ее я проводил позапрошлым вечером. Крутанув кольцо Аммы на пальце, сунул в карманы кастет и раскладной нож, и надел пальто, скрывая оружие от посторонних взглядов.

Стволы всегда были неотъемлемой частью Юдайна-Сити. Такой же неотделимой от сути города, как суетливая толкотня на разноуровневых улицах, визгливо-продирающая музыка дешевых кабаков, острый неон огромных рекламных слепков и умение выживать, не привлекая внимания Смиренных Прислужников. С первых недель моего пребывания в перенаселенном гнезде стволы стали друзьями, советчиками, наставниками, защитниками и аргументами убеждения. Наверное, в мире, живущем на принципах контролируемой злобы и затаенного коварства, иначе не могло и быть?

А потому машинка, плюющаяся смертоносными стальными иглами, была у любого, кому позволяла мошна. Тетроны на тотальную вооруженность смотрели сквозь скрюченные пальцы крысиных лап, штрафуя или бросая за решетку, только если вылавливали у гражданских ассолтер[5], гранатомет или иное тяжелое оружие. У меня ассолтер, кстати, тоже был. И даже не один, виновен, хотя такого уровня агрегаты и нечасто покидали пределы тайников…

Все еще не спеша выбираться из норы, я неторопливо проверил содержимое небольшого рюкзака. Заменил картриджи на маске на случай незапланированного выброса из промышленных зон; убедился в наличии легкой фляги с питьевой водой, компактной аптечки, чехла с набором для чистки и легкого ремонта башера, запасных батарей и ароматического масла.

Отлепил от браслета короткую пластину с заушником и микрофоном, переклеил за правое ухо. Гаппи откликнулся короткой вибрацией синхронизации устройств.

Отдельного внимания заслужили «Сачирато» — глухие очки с дюжиной режимов, скрывающие пол-лица и закрепленные на мягком ободе. Этот подарок Зикро сделал мне лет пять назад, по собственной инициативе переделав окуляры под рельеф человеческой головы. С учетом ночного зрения чу-ха, они оставались моим единственным способом сравняться с местными в полумраке Нижнего Города, а потому удостаивались бережного отношения наравне с «Молотом» и прочим оружием. Проверив и старательно протерев «Сачирато», я уложил их в жесткий футляр и убрал в отдельный карман рюкзака.

Еще раз осмотрел нору и осознал, что более оттягивать поход поводов не найду…

Из десятков зеркал на стенах на меня с хитроватым прищуром пялился самец чуждой чу-ха породы, готовый к очередной вылазке в недружелюбный, непростой и в то же время манящий мир.

Не стану врать, без порции выпивки мои поджилки регулярно подрагивали перед выходом в город. Юдайна-Сити был до краешка полон рисков, враждебных взглядов и до сих пор неведомых мне традиций, каждое нарушение которой грозило чужаку смертоносным ударом в горло.

Но день за днем я осознанно шел на этот риск, сделав окончательный выбор отнюдь не вчера: если передо мной встанет выбор сгнить безумцем в сравнительно безопасной норе или получить ножом в ребра во время очередного заказа, топившего меня в упоительном адреналине, я выберу последнее.

Ну, разве что перед этим опрокину пиалу паймы…

Активировав системы сигнализации, я глубоко вздохнул, вышел в пропахший дайзу коридор «Куска угля» и старательно запер дверь за все замки.

Кучка молодых чу-ха, отиравшаяся в дальнем конце холла, покивала мне со смесью запанибратского уважения и легкой, почти не считываемой угрозы. Приветственно подняв в их сторону скрещенные пальцы, я стиснул зубы и направился к лифтам.

[1] Оскорбительный термин в отношении представителя нетрадиционной сексуальной ориентации.

[2] Азартная игра с использованием специальных фишек-костей для 2–4 участников.

[3] Игловидный поражающий снаряд стрелкового оружия.

[4] Ручное стрелковое оружие, чаще всего одноствольное и компактное, но бывают и исключения.

[5] Ручное индивидуальное автоматическое оружие для ведения длительного и/или дистанционного боя.

Глава 2. ИСКУССТВО ПЕРЕГОВОРОВ

«Кусок угля» я покинул через вспомогательное разгрузочное крыльцо на севере.

Во-первых, дорожил временем, чтобы огибать громадину комплеблока от главного входа. Во-вторых, буду честен, не очень-то рвался отчитываться перед впечатлительной Сапфир, за какое жалкое дело решил взяться и куда направляюсь. Иногда дамам нашего сердца не стоит знать, откуда берутся монетки, которыми мы оплачиваем жизнь…

Широкие подъемные ворота для грузовых фаэтонов были открыты — на парковочной платформе чу-ха в форменных комбинезонах носильщиков выгружали на автоматизированные поддоны десятки новеньких стеклопакетов. Я сделал решительный шаг за порог и Бонжур дохнул мне в лицо перегаром утомленной, никогда не спящей и столь же регулярно не просыхающей многоликой твари.

Вывернув из переулка, я оказался на улице, и снова — пусть даже в тысячный раз, — едва не оглох от шумной бестолковой суеты. Со всех сторон меня окружали крысы, на чьем фоне человечек в зеленом пальто казался жалкой пародией на мыслящее существо, бледный, лишенный шерсти на теле и беспомощно бесхвостый…

Крысы роились, текли потоком, спорили, болтали по гаппи, отчаянно торговались и торопливо перекусывали пряной уличной едой. Здоровенные прямоходящие чу-ха, низкорослые задохлики и широкоплечие гиганты, толстые и худосочные, одетые по последнему писку моды и завернутые в пыльное драное тряпье; с шерстью черной, рыжей, серой и пятнистой, короткошерстые и патлатые; мускулистые и тощие, разукрашенные серебристым пирсингом и объемными цветными татуировками на эпилированных плечах — опасно-зубастые жители моего мира, его плоть и кровь, его разум, чувства и непостижимая логика противоречивого стайного единства.

Разумеется, моих скромных мозгов хватало почти не использовать термин «крыса» в обыденном лексиконе. Слово, настоящий смысл которого я ощущал лишь смутным пятном на задворках памяти, для самих чу-ха считалось восходящим к временам правления Благодетельной Когане Но, и в большей степени имело обидное значение, применяясь лишь для дружеской подначки или прямого оскорбления.

Впрочем, не шибко больше смысла хвостатые раскрывали и в корректном многосложном термине «чу-ха», каковым себя величали. И все же… сквозь неприступные мыслительные препоны, что стирали мою жизнь вплоть до судьбоносной встречи в пустыне, все же я чувствовал, что у этого слова есть лишь один истинный смысл, от меня игриво ускользавший…

Жадно вдыхая ароматы синтетического жасмина и имбиря, едкого мускусного пота, влажной шерсти и слитых в ливневки помоев, я пересек открытый двор комплеблока и двинулся по Тринадцатой улице на восток, по направлению к перекрестку с Виривага-ню.

В глаза окружающим, по негласным традициям гнезда, старался лишний раз не смотреть. Тем