Короли небес - Ричард Нелл

Не таким должно было быть его возвращение домой. Он хотел помочь. Он явился, полный смирения, веря, что сможет помочь хотя бы кому-то, хотел учить людей медитации, желая принести в этот мир силу без насилия.

Однако прокручивая в памяти свой последний день в Шри-Коне, он видел только смерть. Где-то между Нандзу и своей родиной он стал солдатом, подобным Оско, – солдатом, обладающим божественной силой и неистово разрывающим врагов на части. И даже несмотря на это он проиграл.

Кейл чуть не поскользнулся на траве в своих сандалиях, резко остановившись. Он сжал кулаки и сломанные челюсти, разглядев сквозь туман золотые глаза.

Сгорбившись, великан, сняв рубашку, потел, восстанавливая то, что разрушил Кейл. Сваливал в кучи сломанные инструменты, убирал каменные обломки и мертвые растения с дорожек и полей. Вокруг него трудились молчаливые мертвецы.

Кейл попытался с ним расправиться, и ему не удалось. В глубине души он понимал, что именно это его больше всего и злило. Он понимал, что в нём говорит гордыня и что он должен быть выше неё. Но имел право на гордость.

Эта мысль принесла ему нестерпимую боль, и он упал в траву на колени, ненавидя себя, ненавидя действительность. Он отвернулся: одного поражения уже было достаточно. Он не хотел снова с ним встречаться и быть осмеянным.

Вместо этого он вернулся в туман. Кейл шёл мимо трупов, и они на него смотрели – кто-то словно испуганно, другие, возможно, растерянно. Через какое-то время ему пришла в голову мысль: они были правы, что боялись или считали его иным. Даже сейчас Кейл ощущал силу – она была повсюду и будто только и ждала, чтобы её призвали.

Нити паучьим шёлком тянулись ко всему вокруг. Они были такими крепкими и упорядоченными, что напоминали строительный каркас, совсем не похожий на хаос мира живых. У Кейла возникло непреодолимое желание схватить и спутать эти нити. Он быстро потянулся к ним своими притуплёнными чувствами, но они противились его прикосновению, прочные, будто металлические прутья. Всё, что он мог сделать – провести по ним пальцами, извлекая негромкий звук.

«Будь ты проклят!» – попытался закричать он, но вместо этого по траве дуновением ветра пронёсся бесплотный голос, из-за чего мертвецы в панике разбежались.

Он попытался закрыть глаза и сосредоточиться на дыхании, но тщетно – он более не мог дышать. После очередного приступа бессильной ярости он снова вызвал в воображении чёрное полотно ночи и представил, как сидит с братьями у костра на берегу. Они ему улыбались, их лица расплывались в его несовершенной угасающей памяти. Некоторое время он прислушивался к несуществующему потрескиванию огня, восстанавливая контроль над эмоциями.

Я дух в воображаемом месте, почти рассмеялся он, воображающий огонь в воображаемом мире.

Он задумался, существует ли вообще слово, которым можно это описать. Видят ли мертвецы сны? Могут ли они творить? Или они могут жить лишь в чьей-либо памяти?

Кейл понял, что мысли не перестают бурлить, и на время прекратил попытки их успокоить. Он никогда в жизни не отличался терпением, но, возможно, смерть дала ему шанс терпению научиться. Возможно, впервые за всю жизнь у него появилось время потренироваться без вмешательства непредвиденных обстоятельств, которыми полна постоянно изменяющаяся жизнь; возможно, у него появилось время раскрыть секреты своего убийцы и понять, в чём была ошибка, что привела Кейла к поражению.

И, возможно, думал он, прекрасно осознавая, что наливающаяся в его груди надежда, скорее всего, безумна, возможно, у меня есть шанс обмануть смерть, как то сделал Рупи.

От размышлений Кейла отвлекли – он готов был поклясться, что услышал голоса неподалёку. Он замер, вращая головой, не понимая, как вообще мог что-то «услышать» в этом месте. Но слабый звук повторился, и он на него побежал.

Короткая ухоженная трава уступила место мощёной дорожке вдоль реки, что ускользала за пределы пустошей и убегала в лес, который казался обитаемым, но всё ещё диким, полным разнообразной диковинной жизни. Кейл пробирался между деревьев, пока не вышел на очередную просеку с огромным тёмным прудом.

Пруд превратился в озеро; вода, такая тёмная и глубокая, что дна было не разглядеть, растекалась за пределы видимости. Кейл подошёл ближе, потому что впервые почувствовал что-то, похожее на тепло – словно из глубин каким-то образом вдруг вырвался луч света, словно солнце томилось в ловушке подобно яйцу в кокосовом супе. Он шёл по грязи и гравию вдоль берега, пока не наткнулся на белые песчинки. Что казалось невозможным – даже здесь: как будто бы это место враждовало само с собой и две силы боролись за существование.

Ил усеивали огромные следы, а в воду уходила сгнившая верёвка. Схватившись, Кейл её потянул, но та, судя по всему, была привязана к некоему якорю. Он снова услышал голоса из-под воды.

На него смотрело лишь его размытое отражение, но он напряг глаза и попытался вглядеться в глубину. Каждый раз, когда Кейл моргал, его периферийное зрение расплывалось всё больше, пока тьма озера не заполонила его мир. Загробная обитель Роки постепенно теряла свою значимость, и наконец Кейл увидел иное место – мир, полный тепла и солнечного света.

Если бы у него было сердце, в тот момент оно бы забилось быстрее. Зрение поплыло и исказилось, как однажды в Нандзу, когда он впервые практиковал прогулку духа. Но, моргнув и сосредоточившись, он понял, что уже прошёл.

Перед ним простиралось жёлтое тепло, дул ветерок и доносились приглушённые звуки жизни. Он почувствовал знакомый запах какого-то фрукта с нотками ванили.

В свете материализовалась фигура – длинноволосая, темнокожая, красивая, с зелёными глазами. Лицо было знакомым, но смотрела фигура на него с выражением, которого он никогда не наблюдал.

Каким-то образом он мог видеть. Он мог видеть, и смотрел он на Лани.

Безжизненное сердце Кейла заныло в груди. Каким-то образом он мог её видеть, настоящую, собственными глазами. И он слышал её голос.

Я здесь, попытался прокричать он, ничего не понимая, но желая лишь, чтобы его заметили. Он попытался её коснуться, но у него не было ни рук, ни ног – в этом водном мире он был лишь развоплощённым духом, лишённым нитей силы. У него было только зрение. И голос? Да! Голос! Он услышал свой голос.

Его голос звучал странно, но в то же время знакомо – он был глубоким, звучным. Этот звук вернул его в действительность, отвлекая от тоски по Лани.